Владимир Свержин - Корни огня
Блуждающие взгляды обеих голов хаммари сошлись на блеснувшем перед глазами острие, и зрачки налились бурой кровью — он увидел врага, достойного внимания. Фрейднур набычился и изготовился к бою, желая дорого продать свою жизнь. Рисковать ему было не впервой, а такой бой, если только останутся те, кто поведает о нем, будут вечно воспевать в сагах!
Хаммари присел на коротких, изрядно кривых ногах. Длинные передние его лапы, или руки — кто уже их там поймет — уперлись корявыми пальцами в пол. Несколько мужчин бросились на помощь Фрейднуру, но тут же разлетелись в стороны, располосованные широкими и острыми, как обсидиановые лезвия, когтями.
— Беги! — скомандовал Карел.
— Вот еще! Не подумаю!
— Беги! Утащи его за собой!
— А! — смысл приказа вошел в мозг десятого сына Зигмунда, как входит щуп в сильное электромагнитное поле, — лампочка зажглась. Не вдаваясь в рассуждения, он едва ли не кубарем скатился вниз по лестнице и ринулся к открытым воротам.
«Вроде бы Дагоберт говорил, что хаммари не терпят конкуренции. Даст бог, оно тут одно», — подумал Карел.
Он рванулся вверх по выбитым в скальной толще ступеням, не оглядываясь, спеша воспользоваться зыбким случаем.
Помещение, служившее «командным пунктом» абарского святилища, было невелико и почти совсем пусто. На каменном постаменте, напоминающем пень, стоял огромный котел, заполненный… Карел попытался разобрать, чем, но не понял. Жидкость была покрыта мелкими пузырьками, точно вот-вот собиралась вскипеть. Но при этом поверхность оставалась совершенно прозрачной, сквозь нее, как сквозь окно, ясно просматривалась картина развернувшегося в предгорьях сражения.
Чуть в стороне от места боя вновь собирал под свое знамя остатки потрепанного войска дукс Родерико. Воины сходились на его клич, где десятками, а где и поодиночке. Среди христиан виднелись и мусульманские лучники, нашедшие в себе мужество вернуться и продолжить сражение.
Герцог Нурсии обошел котел, точно ища пульт управления.
— Господин инструктор, а что со всем этим дальше делать?
— Хороший вопрос, — отозвался Лис, показываясь из-за дерева с натянутым луком. — Погоди, щас я тут одного энтузиаста сниму и отвечу. — Он заученным жестом оттянул тетиву до уха.
— Господин инструктор, но время не ждет!
Свитая из оленьих жил тетива с силой послала стрелу в цель.
— Отвечаю — не знаю.
— Как это?
— Да так. Мне никогда прежде не доводилось иметь дело с такими вот ядреными могильниками. Блин, святильниками! Разбирайся, ищи выход!
— Может, тут какие-то заклинания нужны?
— Здравая мысль! Догони хаммари и уточни.
— Как вы можете шутить в такой момент?! — возмутился богемец.
— Не тупи! Если ты сейчас не знаешь волшебной считалки, то в ближайшие пять минут уже не узнаешь. Надо разбираться. Исследовать. Твоя боевая задача — вывести из строя храм. Любыми средствами. Усек?
— Так точно.
— Действуй.
Карел зе Страже на несколько мгновений замер, потом крикнул во весь голос:
— Я знаю!
И ринулся к двери.
Звон клинков, крики раненых, ржание коней, вой труб — все это слилось для юного кесаря в единый гул, заполнивший его мозг. Он уже не замечал происходившего на поле боя, видел лишь драконьи морды. Те появлялись из камня, а то и просто из воздуха, точно прорывая незримый занавес в пространстве и времени. Разные, незнакомые, грозные, с одинаково темными провалами выеденных смертью глаз. Дагоберт, как ни силился, не мог уже понять, происходит это наяву или только в его возбужденном сознании.
Драконов становилось все больше. Стараясь не зацепить друг друга ни крылом, ни пустым взглядом, они были уже повсюду: на холмах, предгорьях, в самом ущелье, парили в воздухе и горделиво восседали на скалах. И кесарю вдруг показалось, что у них медленно поднимаются еще мгновение назад мертвые кожистые веки…
Бастиан распахнул шкатулку. Камень в амулете гарпии сиял, лучась, маленьким светилом. Юноша резко выдохнул, отгоняя страх, и решительно ухватил шнурок.
— Что ты делаешь?! — раздался в его голове требовательный голос Жени. — Не смей!
— Смотри! Они же убивают Дагоберта! — Бастиан с болью в сердце направил взгляд туда, где прорубался сквозь гущу абарского строя юный кесарь. Воины, мчавшие рядом с ним, один за другим падали наземь, сраженные безжалостной, всесокрушающей сталью жутких мечей хаммари. Десятки рук уже тянулись, чтобы стащить юношу с седла, тот бил наотмашь, отсекая конечности, но враг окружал его все плотнее и плотнее.
— Пока он в нагруднике, абары не тронут его! Он для нас свой, хоть и спятивший, но свой! И очень высокого ранга.
— Если кесаря просто возьмут в плен, будет не легче! Я попробую отвлечь их внимание. Может, действительно получится?! Я потребую от них повиновения. И, чтобы обезвредить меня, хаммари придется вновь сменить полярность! Тогда мы победим!
— Или же ты сам превратишься в одного из этих чудовищ! Кесарь знает, что делает! Пока он жив, не смей!
— Но ведь они же убьют его! — Бастиан так и остался стоять, сжимая в кулаке шнурок сияющего амулета, с болью глядя, как все теснее смыкается кольцо вокруг юного кесаря.
Дагоберт слышал, как гулко бьются разбуженные от вечной спячки сердца, разгоняя по жилам пламень крови. Он чувствовал, как накаляется металл нагрудника. Даже сквозь войлок и кожу ощущал этот жар. Абарский строй дрогнул и смешался, будто тысячам порожденных вечно голодной смертью воинам вдруг наскучила кровавая схватка.
Воины еще сражались, воя от ужаса и боли, но это были уже совсем не те абары, что недавно теснили строй всадников дукса Родерико. Они попытались было прорваться к опрокинутым возам, чтобы снова укрыться в ущелье. Не тут-то было — франкские комисы были уже повсюду. Сам Дагоберт не слышал, не видел и не осознавал этого. Его взбесившийся от ужаса конь мчал в самую гущу абарского войска, расступавшегося при появлении драконида. И оставшиеся в живых бароны личной свиты, храбрейшие из храбрых, прорубались ему вослед.
Юный кесарь даже более не поднимал меча. Его окружали драконы, огнедышащие, сокрушающие все на своем пути. Могучие незримые драконы! Он чувствовал, как вскипающая кровь яростным потоком несется по его жилам. И нет больше ни мальчишки Дагоберта, ни драконов, ни врага, пятящегося, но еще плотно обступающего крохотный и все редеющий отряд телохранителей. Есть неумолимое, обращающее камень в огонь желание — его непререкаемая воля.
