Кассандра Клэр - Город костей
— Откуда ты знаешь про Чашу? — начала было Клэри и тут же догадалась: — Ясно, из моего разговора с Ходжем в переулке. А потом ты на него прыгнул.
— Я прыгнул на Ходжа, потому что еще чуть-чуть — и ты бы погибла.
Дверь камеры открылась, и внутрь вошел высокий мужчина в сопровождении хрупкой женщины, ростом не больше ребенка. Оба были в джинсах и хлопковых футболках. Их неухоженные волосы разлетались в разные стороны: у женщины — светлые, а у мужчины — черные с седыми полосами, как у барсука. Лица незнакомцев поразили Клэри — и старые, и молодые одновременно: кожа не тронута морщинами, однако в глазах страшная усталость.
— Это Гретель и Аларик, мои второй и третий, — представил их Люк.
Аларик склонил голову:
— Мы уже встречались.
Клэри изумленно уставилась на него:
— Когда?
— В «Дюморе». Ты метнула мне в ребра нож, — напомнил Аларик.
— Тогда, наверное, я должна… извиниться?
— Не надо: отличный бросок. — Он извлек из нагрудного кармана кинжал с красным камнем на рукоятке. — Это твое.
Клэри не знала, что и сказать.
— Но…
— Не волнуйся, лезвие я очистил, — произнес Аларик.
Она молча взяла кинжал. Люк тихо рассмеялся:
— Сейчас уже понятно, что налет на отель мы спланировали не очень хорошо. Я распорядился, чтобы волки из моей стаи следили за тобой и при малейшей опасности немедленно вмешались. Когда ты полезла в «Дюмор»…
— Мы с Джейсом прекрасно справились бы. — Клэри сунула кинжал за пояс.
Гретель улыбнулась:
— Так вот зачем вы позвали нас, сэр?
— Нет. — Люк коснулся пятна на рубашке. — Принеси, пожалуйста, лекарства.
Гретель кивнула:
— Я сбегаю за аптечкой.
Она удалилась, Аларик последовал за ней.
— Гретель назвала тебя «сэр», — заметила Клэри, когда они с Люком остались одни. — А кто такие «второй» и «третий»?
— Второй и третий по званию, — медленно проговорил Люк. — А я вожак волчьей стаи. Вот поэтому Гретель обращалась ко мне «сэр». Ты не представляешь, чего стоило отучить ее говорить «хозяин».
— А мама знала?
— О чем?
— Что ты оборотень.
— Да, с самого начала.
— И конечно, ни один из вас не счел нужным рассказать мне.
— Я бы давно признался, но она твердо верила, что тебе ничего не известно о Сумеречных охотниках и о Сумеречном мире. Я не смогу с ходу объяснить, как вышло, что я стал оборотнем. Именно от таких сложностей и пыталась оградить тебя мама. Я понятия не имею, много ли ты знаешь…
— Много, — спокойно ответила Клэри. — Я знаю, что мама была Сумеречным охотником. Знаю, что они с Валентином поженились, а потом она сбежала от него, прихватив с собой Чашу смерти. Когда родилась я, она стала водить меня к Магнусу Бейну каждые два года, чтобы подавлять мой дар вйдения. А еще я знаю, что в ответ на просьбу Валентина сказать ему, где Чаша, в обмен на жизнь мамы, ты ответил отказом: мол, ее судьба тебя не волнует.
Люк буравил взглядом стену:
— Я не знал, где Чаша. Джослин мне так и не сказала.
— Хотя бы поторговался…
— Валентин не торгуется. Он вступает в игру, только если преимущество на его стороне. Ради достижения цели Валентин готов на все, сострадание ему чуждо. И даже если он в прошлом любил Джослин, то теперь, не раздумывая, убьет ее. Нет, с Валентином торговаться бесполезно.
— И поэтому ты решил бросить маму? — выпалила Клэри. — Ты командуешь целой стаей волков и все равно счел, что не сможешь ей помочь? Сначала я думала, что ты тоже Охотник и просто боишься нарушить очередную идиотскую клятву, а теперь выясняется, что ты всего лишь трусливая нежить! Выходит, тебе наплевать, что все эти годы мама считала тебя другом, равным себе, — вот как ты отплатил ей за доброту!
— Ты прямо, как Лайтвуды, — тихо произнес Люк.
Клэри злобно прищурилась:
— Не надо говорить об Алеке и Изабель, будто вы близко знакомы!
— Вообще-то я об их родителях, с которыми я действительно водил близкое знакомство, — уточнил он. — Все Сумеречные охотники дружили друг с другом.
От изумления у Клэри приоткрылся рот.
— Я в курсе, что вы были членами Круга, но каким образом остальные не узнали, что ты оборотень?
— Потому что я не родился оборотнем, — объяснил Люк. — Меня таким сделали… А… если уж рассказывать, то рассказывать все. Ты готова выслушать? История длинная, но, по-моему, спешить нам некуда.
Часть третья
Спуск манит
Спуск манит,
Как манил подъем.
21
История оборотня
Я дружу с твоей мамой с самого детства, которое мы оба провели в Идрисе. Это очень красивая страна — жаль, что ты ни разу там не была. Только представь: огромные сосны, темная земля, холодные чистые реки… В Идрисе много мелких городов и один крупный — Аликанте, в котором собирается Конклав. Аликанте еще называют Городом стекла, потому что его башни, сделанные из того же отпугивающего демонов материала, что и стило, сверкают в закатном солнце, как стеклянные.
Когда мы с Джослин стали старше, нас отправили в Аликанте — учиться в школе. Там я и встретил Валентина. Самый известный мальчишка в школе, он был старше меня на год. Красивый, умный, богатый и к тому же искусный воин. А что я? Ни богатства, ни выдающихся способностей, родом из простой семьи… И тогда я решил налечь на учебу. Джослин премудрости Охотников давались легко, а мне нет. Я не мог начертить самые элементарные руны, простейшие приемы не желали поддаваться. Иногда я думал о том, чтобы сбежать из школы и с позором вернуться домой. Или даже податься к примитивным… вот до чего я докатился.
И знаешь, кому я обязан своим спасением? Валентину. Он зашел в мою комнату и, более того, обратился ко мне по имени. Валентин предложил помощь. Как выяснилось, он был в курсе моих проблем с учебой. Более того, заявил, что видит во мне задатки настоящего Охотника.
Под его руководством дело пошло на лад. Я сдал экзамены, получил первые знаки, уничтожил первого демона.
К Валентину я относился с благоговейным трепетом. В то время я считал, что солнце встает и садится только для Валентина Моргенштерна. Естественно, помимо меня, он опекал и других неудачников. Например, Ходжа Старквезера, которому любовь к книгам не могла компенсировать неумение общаться с людьми; Маризу Трублад, брат которой женился на примитивной; Роберта Лайтвуда, которого нанесение рун приводило в состояние тихого ужаса. Всех нас Валентин собрал под своим крылом. Тогда я думал, что им движет доброта. Сейчас я придерживаюсь другого мнения: он намеренно взращивал в нас культ себя самого.
