Варя Медная - Суженый
— Едем, — сказал Марсий, поднял Карателя невежливым толчком и взял её за талию, собираясь подсадить.
— Погоди, — Уинни вывернулась и отступила на шаг. — Сперва скажи, куда и зачем.
— В Потерию, по дороге расскажу, — нетерпеливо перебил он и снова к ней потянулся.
— Нет, сейчас! — уперлась Уинни. — Никуда я не полечу, пока ты не скажешь, в чем дело.
Марсий скрежетнул зубами:
— Хорошо. У меня возникла проблема, и решить её можно только двумя способами: начать продолжать род прямо сейчас или вернуться в Потерию и попытаться исправить ситуацию оттуда. Что выбираешь?
Уинни помедлила, обдумывая варианты — всего мгновение, но Марсий успел удивиться, — и наконец произнесла:
— Ладно, летим в Потерию. Но по дороге ты мне всё подробно расскажешь.
— Да — да, — пробормотал он, усаживая её, вскочил следом и ударил пятками, пришпоривая грифона.
— Вперед!
Каратель, всё ещё слегка обиженный, поднялся на дыбы, огласил окрестности рыком и взял разгон, на ходу расправляя крылья. Через минуту все трое уже были во власти воздушной стихии.
Глава 37
Про робких мужчин с серьезными намерениями
В глаза светило неправдоподобно яркое солнце. Хоррибл зажмурился и выставил пятерню. Он‑то привык смотреть на всё сквозь обволакивающую замок дымку, а тут…
В этот момент его едва не сбил с ног какой‑то сотрудник «Транскоролевского сплетника» со свежей газетой в одной руке и стаканчиком кофе в другой. Крепыш, не поднимая головы, извинился, и прошмыгнул мимо швейцара в открытую дверь, а Хоррибл почел за лучшее убраться с крыльца, тем более что к зданию уже подтягивались другие работники, оживленно переговариваясь.
Полчаса назад Хоррибл сдал последний эпизод повести, вручив его редактору лично. И целых пятнадцать минут, пока тот читал, не дышал. Наконец господин Либерус потер переносицу, отложил листки в правую стопку и поднял глаза:
— Скажите, вы не думали о том, чтобы вести свою колонку?
— Колонку? — сипло переспросил Хоррибл и вцепился в саквояж, словно защищаясь. Перед глазами встала иллюстрация из какой‑то книги: деревенская площадь, и вереница женщин с ведрами.
— Колонкой советов, — пояснил редактор. — Должен признаться, что разделяю удивление госпожи К. Наш брат редко так хорошо разбирается в женской психологии. Чувствуется большой опыт. Моя жена в восторге от «Невольницы любви», все уши мне прожужжала!
Хоррибл совершенно смешался и пообещал подумать над предложением.
Господин Либерус сообщил, что заключительный эпизод выйдет в следующем номере, а после вручил ему визитку, выписал чек и проводил до двери.
Оттуда Хоррибл отправился прямиком в гостиницу, где зарезервировал номер. Комнаты располагались на втором этаже, над таверной «Наглая куропатка». Впереди простирался бесконечный день. Дни всегда бесконечны, когда с нетерпением ждёшь вечера. А у Хоррибла были особые причины его ждать. На волне смелости после разговора с хозяином он написал госпоже К. и сообщил о своём намерении посетить Затерянное королевство по приглашению редактора «Транскоролевского сплетника». И, если госпожа К. сочтет это удобным, и не найдёт его предложение слишком дерзким, а также не придумает, чем ещё заняться в этот вечер, или случайно окажется поблизости, то он будет счастлив ангажировать её на чашечку кофе. Он помнит, что она любит крепко заваренный, со сливками, сахаром и щепоткой перца.
Ближе к обеду Хоррибл спустился на первый этаж, где сделал свой первый в жизни заказ по меню вне дома. В таверне оказалось довольно шумно, и пришлось некоторое время подождать, потому что, как ему пояснили, одна из раздатчиц в бессрочном отпуске, и заменить пока некому.
Хоррибл никуда не торопился. Он облюбовал столик у окна и принялся наслаждаться суетой снаружи, которая и завораживала и страшила. Вдали виднелись шпили Принсфорда.
Чаевые он тоже оставил впервые в жизни. Сам процесс ему так понравился, что он проделал это несколько раз подряд. Раздатчице это понравилось ещё больше.
До конца дня он бродил по городу, оглядываясь по сторонам с недоверчивым восторгом человека, чьи грезы воплотились наяву, грозясь сокрушить его своим великолепием. Видеть всё это… трехмерным и не пахнущим красками и чернилами было истинным блаженством!
Когда солнце спустилось к горизонту, зацепившись за один из дымоходов, Хоррибл вернулся в гостиницу и облачился в приличествующий случаю наряд и нацепил свою лучшую бабочку.
Встречу назначили на центральной площади, которую по старой привычке именовали «Площадью принцев — основателей», хотя сами принцы, как известно, покинули её в результате недавних событий. Один даже вскоре угодил в тюрьму. Некоторым лучше так и оставаться статуями.
Хоррибл чуть не забыл про цветы, хотя перед выходом ещё раз внимательно перечитал памятку для тех, кто отправляется на первое в жизни свидание. В итоге букет анютиных глазок он купил на углу и второпях не заметил, что они из серии цветов, меняющих оттенок в зависимости от эмоций дарителя. Совсем недавно их можно было приобрести лишь в одной — единственной лавке в городе, теперь же поставки расширились: производитель, а вернее будет сказать «производительница» шла в гору.
Хоррибл осознал ошибку лишь тогда, когда цветы стали насыщенно — багрового цвета, свидетельствующего о серьезности его намерений, с малиновыми разводами по краям лепестков — смущение. Других букетов поблизости, как назло, не продавалось.
Он так боялся опоздать, что прибыл на полчаса раньше.
Только те, кому приходилось ждать спутника или спутницу на оживленной площади с букетом анютиных глазок, кричащих о серьезности намерений и смущении, могут понять, что это такое.
Через полчаса госпожа К. не появилась. Оно и понятно. Хоррибл счел бы её не слишком сведущей в этикете, прибудь она вовремя. Дамам положено являться с изящной задержкой.
Ещё через четверть часа он решил, что допустимая планка в пятнадцать минут — это условность и с легкостью может быть сдвинута ещё на пятнадцать минут.
И ещё на пятнадцать минут.
И ещё.
И ещё.
Когда вокруг зажгись все до единого фонари, а на небе проклюнулись зерна звезд, Хоррибл привстал с бортика фонтана и, сгорбившись, двинулся в обратный путь. Если поторопится, то ещё успеет заскочить в гостиницу за вещами и купить билет на последнего вечернего ящера.
Он не сразу услышал, как кто‑то его зовёт.
— Господин Хоррибл! Господин Хоррибл!
Хоррибл обернулся и примерз к месту.
Через улицу к нему спешила дама с формами, от которых зачесались бы руки у любого живописца. Хоррибл хоть и не был живописцем, но у него они тоже зачесались.
