Neil Gaiman - Американские боги (пер. А.А.Комаринец)
– Нет, – фыркнул Среда. – Вот уж нет.
– Мы обсуждали подходы к грядущей смене парадигмы. Нам вовсе не обязательно быть врагами. Разве мы враги?
Среда как будто заколебался.
– Я сделаю все, что в моей власти…
Тут Тень заметил в изображении Среды на экране нечто странное. Что-то красное поблескивало в его левом – стеклянном – глазу. Точка оставляла фосфорное остаточное свечение, когда сам Среда двигался. Среда же, казалось, об этом не подозревал.
– Это большая страна, – сказал он, собираясь с мыслями. Среда повернул голову, и красная точка лазерного прицела соскользнула ему на щеку. А потом вновь начала подбираться к стеклянному глазу. – Здесь хватит места…
Телединамики приглушили звук выстрела. Голова Среды взорвалась. Тело его повалилось навзничь.
Мистер Мир встал и, так и не обернувшись к камере, вышел.
– Давайте еще раз посмотрим, в замедленной съемке, – бодро предложил голос диктора.
Слова «ПРЯМАЯ ТРАНСЛЯЦИЯ» сменились надписью «ПОВТОР». Медленно-медленно красная точка лазерного прицела подползла к стеклянному глазу Среды, и еще раз левая половина его лица растворилась в облаке крови. Стоп-кадр.
– Да, бог по-прежнему хранит Америку, – возвестил диктор, как репортер новостей, бросающий заключительную ключевую фразу репортажа. – Остается вопрос, какой бог?
Другой голос – Тень решил, что он принадлежал мистеру Миру, поскольку тоже казался отчасти знакомым – произнес:
– Теперь мы возвращаем вас к запланированной программе передач.
В «Вот это здорово!» тренер утешал свою дочь, говоря ей, что она по-настоящему красива, в точности, как ее мать.
Зазвонил телефон, и офицер Лиз, вздрогнув, проснулась. Сняла трубку:
– О'кей. О'кей. Да. О'кей.
Положив трубку на рычаг, она встала и, обойдя стойку, сказала Тени:
– Придется все же посадить вас в камеру. Туалетом не пользуйтесь. Скоро приедут из департамента шерифа Лафайета и вас заберут.
Сняв с Тени наручники и ножные кандалы, она заперла его в камере предварительного заключения. Теперь, при закрытой двери, вонь стала еще сильнее.
Присев на цементную кровать, Тень вытащил из носка доллар со Свободой и начал передвигать его с пальца на ладонь, перемещая из одного положения в другое, из руки в руку. Единственной его целью было проделывать все так, чтобы монета осталась невидимой для любого, кто мог бы заглянуть в камеру. Он убивал время. Внутри он словно бы оцепенел.
Он вдруг остро затосковал по Среде. Ему не хватало его веры в себя, его драйва. Его убежденности.
Раскрыв ладонь, он поглядел на серебряный профиль леди Свободы, потом снова сомкнул пальцы над монетой, сжал крепко. Интересно, окажется ли он одним из тех бедняг, кто получил пожизненное за то, чего не совершал. По тому, что он видел на пленке, по тому, как вели себя мистер Город и мистер Мир, ясно, что они без труда сумеют вытащить его из когтей системы. Возможно, его ждет непредвиденный несчастный случай при перевозке в другое место заключения. Его могут пристрелить при попытке к бегству. Такой исход представлялся вполне вероятным.
По ту сторону мутного стекла раздалось шарканье. Вернулась офицер Лиз. Она нажала кнопку, и дверь, которую Тени не было видно, отворилась, чтобы впустить помощника шерифа, негра в коричневой форме, который тут же проворно подскочил к стойке.
Тень запрятал доллар назад в носок.
Новоприбывший передал офицеру Лиз какие-то бумаги, которые та, просмотрев, подписала. Появился Чад Муллиган, обменялся парой фраз с новоприбывшим, потом открыл камеру и вошел внутрь.
– Значит, так. Приехали тебя забрать. Похоже, ты стал объектом национальной безопасности. Ты это знаешь.
– Великолепная история для первой страницы «Новостей Приозерья», – отозвался Тень.
Чад уставился на него с каменным лицом.
– Бродягу задержали за нарушение условий досрочного освобождения? Не такая уж сенсация.
– Так вот как это обставят?
– Так мне сказали.
На сей раз Тень протянул руки перед собой, Чад надел на него наручники, потом застегнул ножные кандалы, щелкнув, вставил стержень между ними.
«Они выведут меня на двор, – подумал Тень. – Может, я сумею сбежать – ага, в кандалах и наручниках, и в легких тонкой оранжевой одежке, и по снегу». – И сразу понял, сколь глупа и безнадежна такая затея.
Чад вывел его в офис. Лиз уже выключила телевизор. Чернокожий помощник шерифа оценивающе оглядел его.
– Ну и верзила, – сказал он Чаду.
Лиз передала ему бумажный пакет с имуществом Тени и взяла расписку в получении.
Чад переводил взгляд с Тени на помощника шерифа.
– Послушайте, – сказал Чад негромко, но так, чтобы Тень мог его слышать. – Я только хочу сказать, что происходящее мне не слишком нравится.
Помощник шерифа кивнул:
– Обратитесь в соответствующие инстанции, сэр. Наша работа – просто забрать и привезти его на место.
Чад кисло скривился.
– О'кей, – сказал он, повернувшись к Тени. – Через вон ту дверь и в машину.
– Куда?
– На двор. К машине.
Лиз отперла двери.
– Смотрите, чтобы эта оранжевая униформа вернулась прямо к нам, – приструнила она помощника шерифа. – В прошлый раз, когда мы послали задержанного в Лафайет, униформу нам так и не вернули. А она стоит округу денег.
Тень вывели через двор, где ждала со включенным мотором машина. И не машина департамента шерифа. А черный «таунлинкольн». Другой помощник шерифа, белый мужик с проседью и седыми усами, стоял у дверцы, куря сигарету. Когда они подошли, он раздавил окурок каблуком и открыл перед Тенью заднюю дверцу.
Тень неуклюже сел – движения ему сковывали наручники и ножные кандалы. Решетки между задним и передним сиденьями в машине не было.
Оба помощника шерифа сели вперед. Чернокожий тронул с места.
– Давай же, давай, – забормотал он, барабаня пальцами по рулевому колесу в ожидании, когда распахнутся ворота.
Чад Муллиган постучал в боковое стекло. Бросив взгляд на водителя, белый помощник опустил стекло.
– Вы не за тем человеком приехали, – рявкнул Чад, – вот и все, что я хотел сказать.
– Ваши замечания будут взяты на заметку и переданы в соответствующие инстанции, – ответил водитель.
Распахнулись ворота во внешний мир. Снег все еще падал, белый и ослепительный в свете передних фар.
Водитель надавил на газ, и вот они уже, миновав проулок, выехали на Главную улицу.
– Слышал, что случилось со Средой? – спросил водитель, теперь его голос звучал иначе: был стариковским и знакомым. – Он мертв.
– Да. Я знаю, – отозвался Тень. – Видел по телевизору.
– Сволочи, – выругался белый офицер. Это были первые его слова, и голос у него был хриплый, с сильным акцентом, и подобно голосу водителя, знакомым Тени. – Ну и сволочи же, скажу я тебе, эти сволочи.
– Спасибо, что приехали за мной, – сказал Тень.
– Не за что, – бросил через плечо водитель. – В свете фар встречной машины его лицо словно постарело.
И ростом он как будто тоже уменьшился. В последний раз, когда Тень его видел, он был облачен в канареечно-желтые перчатки и клетчатый пиджак. – Мы были в Милоуки. Пришлось ураганом сюда нестись, когда Ибис позвонил.
– Ты думал, мы позволим им запереть тебя и отправить на электрический стул, пока я не расшиб тебе башку молотом? – мрачно спросил белый помощник шерифа, роясь по карманам в поисках сигарет. Акцент у него был восточно-европейский.
– По-настоящему все пойдет верх дном через час или около того, – сказал мистер Нанси, который с каждым мгновением все более становился самим собой. – Когда тебя действительно приедут забирать. Придется притормозить перед тем, как выедем на пятьдесят третью трассу, чтобы снять с тебя кандалы и переодеть в твою одежду.
Чернобог с улыбкой показал Тени ключ от наручников.
– Усы мне нравятся, – сказал Тень. – Тебе идет.
Чернобог пригладил их пожелтевшим пальцем.
– Спасибо.
– А Среда? – спросил Тень. – Он правда мертв? Это ведь не какой-то фокус?
Тут он сообразил, что еще, сколь бы глупо это ни было, цеплялся за тень надежды. Но выражение лица Нанси сказало ему все, и надежда развеялась.
Прибытие в Америку
14 тысяч лет до нашей эры.
Холодно тогда было и темно, когда на нее снизошло видение. Ведь дневной свет на Дальнем Севере – и в полдень тускло-серый, и день наступал, и уходил, и наступал снова: интерлюдия между двумя темными временами.
Племя, как они тогда назывались, было маленькое: кочевники Северных Равнин. Был у них бог, что жил в черепе мамонта и грубой накидке, сшитой из мамонтовой шкуры. Звался он Нуниуннини. Когда племя останавливалось на отдых, бог тоже отдыхал на деревянном каркасе высотой в человеческий рост.
Она была законоговорительницей своего племени, хранительницей его тайн, и имя ей была Атсула, что значит лиса. Атсула шла впереди двух воинов, которые несли на длинных шестах бога, закутанного в медвежьи шкуры, дабы не увидели его глаза непосвященных во время, не провозглашенное священным.
