Александр Гейман - Рулетка колдуна
А вечером следующего дня они проезжали ущелье, лежащее на стыке границ трех стран сразу — Куманчира, Людены и Туганчира. Отряд Грэма только что выехал из знаменитой Золотой Дубравы. С ним было, кроме десятка Тинна, ещё пятьдесят всадников под началом Горыни.
— Ты князя Грэма встретил, ты и проводишь в Ардос или куда понадобится, — так наказал Горыне князь Владигор. — Ну и — наши дела не забывай.
«Наши дела» — это были вести для гарифа Данчи, к которому они как раз и направлялись. Пока что со Степью было перемирие, но Владигор желал большего — склонить на свою сторону не только восточные роды, но и барситов. У него были основания рассчитывать на это — хотя сам Мерги тогда ушел от конников Владигора в степь, но в плен попали иные барситские гарифы и сын Мерги, Гонсо, которого захватил Грэм. Владигор хотел просить Данчи быть посредником в переговорах с барситами, а Грэм собирался переговорить с Тинцией, женой гарифа и сестрой Дуанти, да и с самим Данчи обо всем, что рассказал ему Трор о семье магистра Аррето. Все это тоже было важным и неотложным делом, и вот почему они не заночевали в Людене, стремясь пораньше добраться до шатров Данчи.
В ущелье было темно и мрачно, и все воины поневоле насторожились — прежде всего, сам Горыня и Тинн.
— Что-то неладно, — тихо произнес Тинн.
— Неладно, — столь же тихо согласился Горыня.
Бывалые воины не ошиблись — Грэм вдруг услышал отчаянный щебет своей ориссийской птички, и никогда ещё он не был так громок и настойчив.
— Тинн, — окликнул Грэм. — Мы идем в западню, надо немедленно повернуть.
Этого они не успели. Сзади послышался грохот камнепада — огромные валуны один за другим катились со скал, отрезая обратный путь. А впереди в несколько рядов выросли, как из-под земли, шеренги воинов, закованных с ног до головы в темную, почти черную броню. И мигом позже такие же черные латники устремились на них с двух сторон ущелья — и самым ужасным было то, что никто из них не издал ни звука, будто все они были немы.
Кто-то из люденских воинов протрубил в рог, призывая подмогу, но тут же смолк — уже было некогда, уже надо было отбиваться, да и не было большой надежды на чью-либо помощь. И если эти зловещие черные латники молчали, то в отряде Грэма послышались крики удивления и боли, потому что люди обнаружили, что их мечи не могут пробить доспех врага.
Грэм сам быстро убедился в этом, схватившись с одним из черных воинов. Тот был не особенно быстр и умел, но Грэму это не дало преимущества — сам он из разу в раз уходил от удара, но и его ответные удары били попусту. Грэм даже проломил панцирь противника, но тот только покачнулся от силы удара — и вновь продолжал бой с какой-то странной размеренностью. А ещё — из-под забрала не было видно глаз, будто на лицо его, как у Сэпира, было накинуто слепое черное пятно. И оторопь взяла воинов от всего этого.
— Это заколдованные железяки! — пронесся по ущелью могучий голос Горыни. — Ребята, разбивайте им головы!
Он-таки одолел уже двоих — ведь Горыня орудовал булавой и нащупал у этих черных броненосцев уязвимое место. Но большинство людей было вооружено мечами, недостаточно тяжелыми, чтобы воспользоваться ими, как подсказывал Горыня — да и его богатырской силы у них не было. И люденские воины стали гибнуть один за другим — а Горыня не мог отбиваться за всех сразу.
И вот уже Грэм и Тинн с анорийцами отступали, взбираясь по камням вверх, больше уворачиваясь и отводя удары, надеясь не поразить врага, но уйти от него. Но нет — на гребне, к которому они стремились, вырос ещё один ряд чудовищных солдат. Половина из них стала сходить вниз, сминая и разрубая тех, кто хотел уйти по скалам, огромными топорами.
И не птичка из Ориссы — Тинн спас жизнь Грэму Сколту, сыну своего короля, когда в спину тому целил тяжелый топор черного латника. Уже нельзя было отвести удар — и своей грудью заслонил принца Грэма начальник королевского дозора, и, уже пораженный насмерть, он из последней силы разбил шлем врага. Но на место железного убийцы встал новый, а Тинна уже некому было заменить, и только чудом Грэму ещё удавалось держать натиск бронированной черной нелюди. Он сумел вскарабкаться на маленький уступ, прижался спиной к камню и отражал удары железных топоров — из-за тесноты, воины-нелюди не могли навалиться все сразу, уже третьему некуда было здесь встать, и Грэму удавалось отбивать удары, но он уже стал уставать. А внизу почти сплошь залило черным цветом дно ущелья, уже почти совсем был смят их отряд, только слышался ещё где-то за горой голос Горыни.
И в этот миг Грэм услышал знакомый и родной уже ему звук — звук прекрасной мелодии из мира лазурного солнца. «Трор, — радостно подумал Грэм. — Трор пришел!»
Но нет, не Трор это был — голубой свет струился в ущелье откуда-то сверху, и струился он от иного солнца иного мира, потому что повторялось в этот миг видение в Золотой Дубраве и открывалась дверь загадочного мира.
Это Грэм понял мигом позже, когда хотел упереться спиной в скалу — и вдруг повалился навзничь, как будто камень внезапно расточился в дым и не мог держать его. Грэм лежал на спине и краем глаза видел это лазурное солнце и слышал мелодию, звучащую где-то там, дальше, — а прямо перед собой он видел черных латников, молотящих по воздуху своими топорами — но не достигали его эти убойные удары.
Уже через миг Грэм был на ногах. Он быстро повернулся кругом и понял: открылась дверь, того самого мира — Грэм стоял как раз на дороге, ведущей к замку, а прекрасная госпожа на его балконе вглядывалась куда-то далеко за зеленые холмы, и золотой змей стерег врата замка — а меж тем, чуть ли не у самого лица Грэма мелькало оружие черных нелюдей. И Грэм понял, что они не могут пройти дверь — и вероятно, вообще не видят её и весь этот лазурный мир, потому что эти немые латники остановились и принялись озираться по сторонам, потеряв Грэма и не понимая, куда он исчез. И ещё Грэм увидел — у ног его, на дороге, валялась скомканная повязка — та самая вышивка Рецины. Один из ударов задел его сумку, вот она и выпала на землю — и как знать, может быть, эта вышивка и открыла эту дверь к госпоже лазурного солнца.
Поняв все это, Грэм уже не колебался. Там, в его мире, путь преграждали солдаты-нелюди, и победить их сейчас Грэму было не по силам, и идти назад он не мог. А впереди был золотой змей — и была хоть какая-то надежда на спасение. Грэм поднял вышивку Рецины, свернул её и положил за пазуху. Дверь закрылась — видение ущелья растаяло, и вокруг уже расстилался только один мир — мир лазурной феи. И тогда Грэм Сколт, сын Бойтура, повернулся к замку и с мечом в руке пошел против золотого змея.
