Дэвид Геммел - Царь Каменных Врат
— Мне все равно.
— Есть у тебя семья?
— Они ничего об этом не знают, — со страхом в глазах сказал воин.
— Посмотри мне в глаза и поверь мне. Я не причиню вреда твоей семье. Твой хозяин умер, а ты потерпел неудачу. Ты уже достаточно наказан. Я хочу знать только одно: почему?
— Я присягнул на верность.
— Ты присягнул мне.
— Нет — моему господину. Это он присягал тебе, а я никакой клятвы не нарушил. Как он умер?
Тенака пожал плечами.
— Хочешь видеть его труп?
— Я хотел бы умереть рядом с ним. Я последую за ним даже в смерти, ибо он был добр ко мне.
— Хорошо. — Тенака разрезал путы пленника. — Отнести тебя к нему?
— Я пойду сам, будь ты проклят! — Убийца привел Тенаку, Ингиса и сорок их воинов к юрте Мурапи, где у входа стояли двое часовых. — Я хочу видеть покойника, — сказал он. Стража недоуменно воззрилась на него, и внезапное понимание поразило его как громом. — Что ты сделал со мной? — крикнул он Тенаке.
Мурапи, откинув входной полог, вышел на порог. Это был пожилой уже человек мощного сложения. На его губах показалась легкая улыбка.
— Я думал, что уж этого-то сломить невозможно. Жизнь полна неожиданностей.
— Меня обманули, о повелитель, — упав на колени, прорыдал убийца.
— Не важно, Нагати. Поговорим об этом по дороге. Тенака выступил вперед.
— Ты нарушил присягу, Мурапи. Почему?
— Я рискнул, Тенака. Если ты сказал правду, ворота Дрос-Дельноха откроются перед нами, а с ними и вся Дренайская империя. А ты непонятно зачем собрался спасать своих дренайских друзей. Я рискнул, вот и все.
— Известна ли тебе цена проигрыша?
— О да. Будет ли мне разрешено самому убить себя?
— Да.
— И ты не тронешь мою семью?
— Не трону.
— Ты великодушен.
— Если бы ты остался со мной, то узнал бы, насколько я великодушен.
— Теперь уже поздно?
— Поздно. У тебя есть один час.
Тенака зашагал прочь. Ингис нагнал его.
— И тонкая же ты бестия, Тенака-хан.
— Ты в этом сомневался?
— Нисколько. Могу я поставить своего сына Сембера во главе волков Мурапи?
— Нет. Я сам буду командовать ими.
— Хорошо, мой повелитель.
— Завтра они будут охранять мою юрту.
— Опасность придает вкус твоей жизни?
— Доброй ночи, Ингис.
Тенака вошел в юрту и посмотрел на Субодая. Тот крепко спал, и цвет его лица не внушал опасений. Тенака прошел в заднее отделение юрты, где лежала Рения. Он потрогал ее лоб, и она проснулась. Ее глаза приобрели свой обычный вид.
— Так ты нашел меня? — прошептала она.
— Нашел.
— И все знаешь?
— Знаю.
— Почти всегда я способна справиться с собой. Но сегодня их было слишком много, я испугалась за тебя — и не справилась.
— Ты спасла меня.
— Как там Субодай? Он жив?
— Да.
— Он боготворит тебя.
— Да.
— Как я устала... — Ее глаза закрылись, и он, наклонясь, поцеловал ее в губы. Она открыла глаза. — Ты постараешься спасти Ананаиса, правда? — Ее веки опустились снова. Он укрыл ее одеялом, вернулся в переднюю часть юрты и налил себе найиса.
Правда ли то, что он старается спасти Ананаиса?
Или рад, что решает не он?
Если Ананаис погибнет, что помешает ему завоевать всю дренайскую землю?
Да, Тенака не слишком спешит, но что пользы спешить? Декадо сказал ему, что повстанцы все равно не продержатся. Зачем же гнать своих воинов день и ночь, чтобы они обессиленными пришли на поле битвы?
Зачем?
Тенака представил себе Ананаиса, гордо стоящего перед ордами Цески с мечом в руке и горящими голубыми глазами Он тихо выругался и послал за Ингисом.
24
Легион двинулся на приступ, и самострелы Лейка выбросили последний запас свинца. Дробь ударила солдат по ногам — враг стал осмотрительнее, и атакующие держали щиты высоко. Лучники выпустили черную тучу стрел — бесполезно: вскоре лестницы загрохотали о стену.
Скодийцы были уже за гранью усталости. Они двигались, как автоматы. Мечи затупились, руки болели... но они держались.
Лейк обрушил на возникший под стеной шлем топор. Топор застрял в черепе, и упавший увлек его за собой. Следующего солдата Ананаис просто столкнул со стены. Затем он быстро отдал один свой меч Лейку и бросился вправо, где оборона грозила прорваться.
К нему подоспели Балан и Галанд. Угроза миновала. Трое легионеров прорвались слева — они перебрались через стену и помчались к лазарету. Первый упал со стрелой в спине, второму стрела угодила в шлем. Третьему преградила дорогу Райван с мечом в руке.
Воин встретил ее с ухмылкой, но она с поразительной быстротой отразила его удар, навалилась на него всей своей тяжестью, и он упал.
— Ах ты корова! — Он откатился прочь, вскочил и снова кинулся на нее. Стрела, пущенная Торном, вонзилась солдату в бедро. Он вскрикнул и обернулся — это была ошибка — Райван вонзила меч ему в спину.
Галанд дрался рядом с Ананаисом, бросаясь туда, где опаснее всего.
Почуяв близость победы, легионеры стали биться с удвоенной силой. Вновь и вновь они приставляли к стене лестницы, и все больше солдат взбиралось наверх.
На Ананаиса накатила волна холодной ярости. Да, он с самого начала знал, что победа невозможна, ну и что с того? Пусть он мало чего достиг в жизни — но поражений не терпел никогда. Теперь, перед смертью, у него отнимали и это слабое утешение.
Он отразил очередной удар и вогнал под черный шлем клинок. Враг упал, выронив меч. Ананаис подхватил оружие и бросился в гущу боя, орудуя уже двумя мечами. Кровь сочилась у него из множества мелких ран, но силы его не иссякали.
Позади за стеной поднялся рев. Ананаис не мог обернуться, но он увидел испуг в глазах захватчиков. Рядом внезапно возникла Райван с мечом и щитом. Вскоре враг был отбит.
На подмогу прибыли женщины Скодии!
Они плохо владели оружием, но бросались вперед, вовсю размахивая мечами, и оттесняли легионеров одним лишь численным перевесом.
И вот уже последнего солдата сбросили со стены, и лучники осыпали отступающих градом стрел.
— Уберите мертвых со стены! — крикнул Ананаис.
На несколько мгновений всякое движение остановилось: мужчины обнимали жен и дочерей, матерей и сестер. Женщины опускались на колени рядом с убитыми, не скрывая своих слез.
— Не время сейчас для чувств, — сказал Ананаис. Райван взяла его за руку.
— Для чувств всегда есть время — это и делает нас людьми. Оставь их.
Ананаис опустился на стену, прислонясь ноющей спиной к парапету.
— Ты поражаешь меня, женщина!
— Как легко тебя поразить, — улыбнулась она, садясь рядом с ним.
Он взглянул на нее и усмехнулся: