Ричард Кнаак - Дети Дрейка
— Вы доставите меня туда! Один или оба вместе! Фонон фыркнул.
— Даже если бы я и желал этого, враад, ни у одного из нас нет для этого достаточной силы — после того, что мы перенесли. Я даже не уверен, что сделать это было бы безопасно. Мой народ жил здесь гораздо дольше, чем вы, и у нас есть рассказы…
— Снова какие-то проклятые сказки!
— У нас есть повествования, — продолжил Фонон, наслаждаясь своей ролью — хоть Шарисса и видела, что он понимал, как рискованно доводить Баракаса до крайностей, — о временах, когда земля пробуждается… как это и было сделано отступником-хранителем.
— И ч-ч-что говорят эти повес-с-ствования? — спросил Лохиван. Теперь он держал ящик обеими руками, как будто собирался торжественно передать его Шариссе. Знал ли Темный Конь, что Тезерени используют его? Возможно, вечноживущий почти что пожертвовал собой — чтобы Шариссе предоставили свободу? Она надеялась, что время для ответов придет. Она надеялась, что придет время и для Темного Коня.
— Что те, кто привлекает к себе чье-то внимание в такие бурные времена, рискуют обнаружить вскоре, что не знают, в кого превратились. Вот что они говорят.
— Риган, — начал Баракас; на его лице выражался яростный гнев. — Если в следующий раз эльф не заговорит понятнее, я даю тебе разрешение зарубить его мечом.
— Фонон, — предупредила Шарисса. Он взял ее за руку.
— Ты помнишь, что сказал второй хранитель: что мы могли бы управлять этими изменениями. Так и было — в прошлом. Когда земля пробуждается, появляется неистовое колдовство. Те, кто слишком расходует свою силу, становятся более податливыми, более чувствительными к… изменениям.
Баракас изучал древнюю пещеру. Более тихим голосом он произнес:
— Я решил сделать это место крепостью, из которой буду руководить правителями этой земли; это хороший выбор, так как она находится во владениях моего наследника.
Шарисса с интересом увидела, что Риган, похоже, не слишком доволен этим решением. Он надеялся получить собственное Королевство — а не такое, в котором его положение окажется чуть выше нынешнего. Баракаса, похоже, это не заботило.
— Пожалуй, придется некоторое время подождать, но это место будет принадлежать мне! Риган! Ко мне!
Убрав с лица недовольное выражение, наследник приблизился к отцу.
— Государь?
— Ты останешься здесь и приложишь усилия к тому, чтобы подготовить это место. Будь настороже.
— Да, отец.
— Мне также понадобится, чтобы для моей поездки приготовили самых быстрых дрейков. Две дюжины — нет, дюжину! Не больше, чем необходимо! — Баракас повернулся к троим пленникам. — Вы трое будете сопровождать меня! — Он жестом отмел все протесты, в том числе и протест Ригана, которому едва ли понравилась мысль о том, что Шариссу от него заберут. Обращаясь к волшебнице, Баракас продолжил: — Если бы я думал, что могу доверять вам, я бы приказал снять эти повязки. А так они останутся на ваших шеях. Не пытайтесь удалить их без моего разрешения — обнаружите, что они могут кусаться!
Шарисса хотела сказать, что сейчас у них всех общая забота, но она знала, что владыка клана никогда не поверит, что она добровольно согласится поехать с ним.
Баракас, повелитель Тезерени, оглядел своих людей.
— Ну? Чего ради вы толпитесь тут? У вас много дел!
Воины рассеялись по сторонам — за исключением тех немногих, чьей задачей было либо защищать их властелина, либо ждать дальнейших команд, которые могли последовать. Риган остался, хотя Лохиван с ящиком исчез — к большому огорчению Шариссы. Спешная поездка в крепость Тезерени только отдалит ее от вечноживущего.
— Мы отправляемся через час, — в заключение объявил повелитель Тезерени, — и будем ехать, пока у дрейков хватит сил. Затем мы поспим столько времени, чтобы те достаточно отдохнули, и затем снова в путь — пока дрейки снова не утомятся до предела.
— А как же с нами? — спросил Геррод. — Мы уже едва держимся на ногах… как, должно быть, и ты.
— Мы — Тезерени, Геррод. Имя «Тезерени» — если ты об этом позабыл — означает мощь. Мы вынесем то, что должны вынести, — ради других! Этим двоим, — он указал на Шариссу и Фонона, — придется переносить трудности наравне с нами.
Чародей фыркнул и что-то пробормотал, но отец уже отвернулся прочь.
Хотя троим пленникам и не дали возможности отдохнуть (Баракас действительно решил выехать через час), им дали поесть. Однако после дней, проведенных с изгоем, и у них исказилось восприятие времени, так что есть они начали без большой охоты. Только когда пища начала согревать Шариссу, она почувствовала приступ голода. После этого она уже ела с аппетитом, как и ее товарищи.
Стражи наблюдали за ними — чтобы быть уверенными, что никто из них не прикоснулся к повязкам на горле. Баракас предупредил пленников о том, что это опасно, но определенно понимал, что эти трое обязательно попытаются бежать — рано или поздно. А для этого им понадобятся все их способности.
Они сидели там же, где ранее стояли; никто явно не думал, что здесь понадобятся какие-то сиденья. Только трон Баракаса (где они раздобыли это уродство, Шариссе и в голову не могло прийти) напоминал что-то, предназначенное для сидения, хотя большинству людей показался бы неудобным. Именно такой трон, на взгляд Шариссы, и предпочитал Баракас — сиденье, для пользования которым требовалось терпение и упрямство.
Оставшееся до отъезда время волшебница рассматривала каменных колоссов, находившихся всего в нескольких шагах. Хоть ее способности были снова приглушены (в последнее время это, казалось, уже вошло в привычку), она могла ощущать, что внутри них теплится жизнь. Почему-то никто, кроме нее, этого не замечал. Фонон, пока ел, время от времени поднимал взгляд — словно он что-то чувствовал, но не мог определить, что именно. Было ли дело в том, что ей этот мир был намного ближе, чем остальным? Шарисса приняла свой новый дом без колебаний, восхищаясь его естественной красотой, подобную которой она, будучи слишком молодой, никогда не замечала в Нимте. Возможно, именно по этой причине она научилась управлять силами этого мира так, как это пока не удавалось никому другому из враадов.
Но почему силы внутри статуй возрастали с каждой минутой?
Что случится, когда земля и в самом деле пробудится? Было ли это первым знаком?
Ее размышления прервались, когда Баракас вернулся в центральную пещеру. Он все еще хромал, но беспокойство за супругу и судьбу его рождающейся Империи заставляло его не обращать внимания ни на что — кроме разве что самой сильной боли. Риган тащился позади него, напоминая подростка-дрейка, наказанного матерью. Вне сомнений, он пробовал — безуспешно — убедить отца или оставить Шариссу здесь, или позволить ему ехать с ними.
