Дэн Эбнет - Молоты Ульрика
Брукнер остановился и мотнул головой своим друзьям, привлекая их внимание к тому, что происходило во дворе. Все, даже парни из Красного Отряда, остановились. И пусть даже зеленые новички в Храме владели молотом как настоящие профессионалы, лишь немногие-храмовники во всех благородных Отрядах могли продемонстрировать столь совершенное по единству и гармоничности выступление, каким уже не раз поражали Волков Эйнхольт и Каспен. На это было приятно смотреть.
- Во имя Ульрика! - выдохнул изумленный Драккен. Он много раз видел, как тренируются эти двое, но никогда это не было столь потрясающе. Никогда они не работали с таким безупречным изяществом, с такой точностью, с такой скоростью.
Грубер нахмурился, хоть он и видел такое несколько раз. "Они подгоняют друг друга. Словно они хотят что-то доказать. Или один из них, по меньшей мере".
- Смотри и учись, - сказал он Драккену, который, впрочем, не нуждался в лишних указаниях. - Я знаю, что ты владеешь молотом достаточно хорошо, но совершенству нет предела. Видишь, как они меняют руки? Они не сжимают рукояти, а позволяют самому молоту делать большую часть работы, применяя силу его полета для того, чтобы он оказался в нужном им месте.
- Это как с конем, - сказал Левенхерц из-за их спин, тоже явно под впечатлением боя. - Ты не переставляешь за него копыта, а только направляешь его силу и вес.
- Хорошо сказано, Сердце Льва, - отметил Грубер, хорошо зная, что угрюмого Волка мало кто может учить обращению с оружием. - В умелом применении одного боевого молота больше искусности, чем в дюжине мастеров меча со всеми их финтами, шустрыми кистевыми движениями и забавным подпрыгиванием.
Драккен улыбнулся. Но его улыбка быстро угасла.
- Что они делают? - нервно спросил он. - Зачем они сближаются?
- Криг, дружище, - хохотнул Брукнер, - поверь, тебе это понравится…
Теперь Эйнхольт и Каспен орудовали молотами в пределах опасной досягаемости друг от друга. Они гордо и высоко держали головы, а руки и молоты, вращавшиеся с огромной скоростью, превратились в размытые пятна. Тренировочный двор наполнился свистом разрубаемого молотами воздуха. Каждый удар одного Волка с неимоверной точностью проносился мимо удара второго, и Каспен с Эйнхольтом стояли посреди двора как две ветряные мельницы, чьи крылья терзает жестокая буря.
Красные Волки оживленно обсуждали происходящее в своем углу двора. Грубер, который знал о Каспене и Эйнхольте почти все, предугадывал, какое движение будет следующим.
Вырвавшись из ритма затянувшейся череды взмахов, Эйнхольт присел и провел молот на уровне коленей Каспена. Рыжий перепрыгнул древко, запустив свое оружие по широкой дуге над лысой головой своего друга. Не останавливаясь, они поменялись ролями - Эйнхольт подпрыгнул, Каспен нырнул. Ни один из них не сдерживал полет молота. Если кто-то не устоит, если хоть раз молоты соприкоснутся друг с другом или с человеком, удары могут оказаться смертельными. Повторяя движения друг друга, бойцы грянули молотами, одновременно уходя от ударов. Эйнхольт отшагнул вправо, Каспен - влево. Молоты вернулись в атакующую позицию, Волки снова встали друг напротив друга и повторили удары с других рук.
- Безумие какое-то! - выдохнул ошеломленный Драккен.
- Не желаешь попробовать? - подколол Брукнер молодого Волка.
Драккен не ответил. Он был загипнотизирован танцевавшими воинами и их смертоносными молотами. Он хотел вырваться отсюда, найти Лению и рассказать ей о том невероятном зрелище, что он увидел, хотя, хоть убей, он не мог понять, как опишет ей это или как заставит ее поверить.
Налево, направо, вверх, вниз.
Драккен посмотрел на Грубера с таким видом, словно готов был разразиться аплодисментами.
Сверху налево, снизу направо.
Бойцы, вращая молоты, перемещались по двору, обходя друг друга, приближаясь к зрителям.
Справа вверх, слева вниз.
Их ноги ступили на границу света и тени от одного из навесов. Левенхерц вдруг схватил Грубера за рукав.
- Что-то…
Вниз, налево, направо, направо…
Рукояти молотов скрестились в воздухе. Оглушительный треск раздался над двором. Эйнхольт и Каспен разлетелись в разные стороны от удара, рукоять молота Эйнхольта раскололась надвое.
Разразившись проклятиями, Белые Волки рванулись к упавшим друзьям, на полшага опережая Красных храмовников.
Эйнхольт сидел на плитах двора, прижимая к груди правое предплечье. На его опухающей руке наливался синим здоровый кровоподтек. Каспен неподвижно лежал на спине с раной в левом виске, из которой на землю лилась кровь.
- Кас! Каспен! О, дьявол! - Эйнхольт попытался подняться, но боль в его поврежденной руке отбросила его назад.
- Он в порядке! С ним все хорошо! - рычал Левенхерц, склонившись над Каспеном, прижимая к ране край своей волчьей шкуры чтобы остановить кровь. Каспен зашевелился и застонал.
- Рана пустяковая, - настаивал Левенхерц. Он бросил на Эйнхольта успокаивающий взгляд, пока Брукнер и Грубер помогали Ягбальду встать на ноги.
Оберегая руку, Эйнхольт протолкался через товарищей к Каспену. Его лицо было темным, как Мондштилле.
- Разрази меня, Ульрик! - пробормотал он.
Каспен уже сидел, уныло улыбаясь. Время от времени он дотрагивался до головы и болезненно содрогался.
- Похоже, я где-то заснул, Яг. Ты меня здорово подловил.
- Давайте, отнесите Каспена в лазарет! - прикрикнул Грубер. Брукнер, Драккен и пара человек из Красных Волков подняли истекавшего кровью Каспена и отправились со двора. Грубер огляделся вокруг. Эйнхольт смотрел вниз на свой сломанный молот. Он растирал свое распухшее багровое запястье.
- Эйнхольт! Тебя это тоже касается. Быстро в лазарет! - рявкнул Грубер.
- Это всего лишь растяжение…
- Быстро!
Эйнхольт подскочил к Груберу.
- Это просто растяжение! Холодный компресс и травяные притирания - вот все, что мне нужно! И никаких лазаретов, ясно?
Грубер невольно отступил на шаг назад. Эйнхольт, спокойный и уравновешенный Эйнхольт никогда не говорил ни с ним, ни с кем-либо еще в таком тоне. До сих пор…
- Брат, - сказал Грубер, пытаясь сохранять спокойствие, - ты отважный человек…
-… и я не зайду в тень! - огрызнулся Эйнхольт и пошел со двора.
Левенхерц тихо пробрался в полковую часовню Волков. Воздух был наполнен ароматом ладана, густой запах разливался в осеннем холоде.
Эйнхольт стоял на коленях перед пустой плитой, на которой некогда лежали Зубы Ульрика. Его раненая рука была прижата к груди, и засученный рукав открывал взору огромную почерневшую опухоль.
- Эйнхольт?
- Вы знаете меня?
- Как брата, я думаю, что знаю. - Эйнхольт обернулся к нему, и Левенхерц с удовольствием отметил, что из взгляда воина исчезла необъяснимая ярость.
