Инна Живетьева - Черные пески
Будь это настоящий поединок, Темка проиграл бы сразу. Нельзя так отчаянно бросаться на противника, пренебрегая защитой и желая только одного – достать. Забывая, что на острие шпаги – защитный колпачок, и вспоминать с облегчением – не убьет, даже если не успеет остановить руку. Наверное, глаза у него стали бешеные, как говорит Александер.
Митька разозлился. До того он только защищался, не пользуясь Темкиной горячностью, сейчас же бросился в атаку, загоняя в угол. Его шпага обозначала смертельные удары: один, второй. Темка огрызался яростно. Он понимал, что бой становится опасным, но остановиться не мог.
– С ума посходили!
Княжич Дин придержал шпагу, Темка глянул поверх Митькиного плеча. На пороге фехтовального зала стояли офицеры. Удрек укоризненно качнул головой. Захарий не выдержал:
– Да какой шакал между вами пробежал! Вы же побратимы!
– Уж сейчас-то, Артемий, – тихо сказал Удрек.
Темка почувствовал, как жарко вспыхнули у него уши. Создатель, неужто и вправду думают, что из-за ареста князя Дина, из-за страха за шкуру и место при дворе Темка поссорился с побратимом?
– Я думаю, тренировка окончена, – сказал Митька. Поднял с лавки мундир и пошел к выходу. Перед ним расступились.
– Дела-а-а, – протянул Захарий. – Слушай, Торн…
Темка мотнул головой, обрывая капитана, и бросился следом за Митькой. Нагнал в коридоре, ухватил за грудки. Подтянул к себе и прошипел:
– Слушай, ты…
– Что я? – спокойно спросил Митька, даже не делая попыток вырваться.
Темка выпустил смятую рубашку, толкнул побратима кулаком в грудь.
– Ничего.
Митька усмехнулся.
– Ты дурак или действительно не понимаешь?
– Что я не понимаю? – крикнул Темка. – Ничего я не понимаю!
– Тогда объясню. Ты ведь думаешь, я тебя предал. Хотя я разве виноват, что король выбрал меня? Нет, и ты сам это знаешь. И я знаю, но ты мне вроде как побратим, так что вину перед тобой я чувствую. Сам подумай, тебе приятно было бы общаться с тем, кто считает тебя предателем и кого ты предаешь? А, ну как? Так вот мне с тобой – неприятно. Так что топай давай подальше, понял?
– Может, тебе еще и нож вернуть?
Митька поморщился.
– Давай без красивых жестов.
– Давай, – согласился Темка. – Плевать.
***Пальцы гладили прохладные локоны и горячие уши, трогали бархатистую кожу щек и спускались на шею, зарывались в кружева и шелк и только цепь, свитую из коронных металлов, тщательно избегали.
– Темушка, что же с нами будет?
Будет? Может, отдадут принцессу замуж в чужое королевство, далеко-далеко от Темки. А скорее всего, просватают за Эмитрия. Если Темка останется служить в Турлине, то сможет видеть Анну каждый день. Слышать, как шуршит шелк ее юбок. Вдыхать запах духов. Ловить ускользающий взгляд. Она будет близко – и так далеко, словно увезли ее на край света. Если, конечно, Эмитрий вернется из Черных песков. Темке кричать хотелось, когда наваливались такие мысли. Создатель, пусть Митька вернется! Матерь-заступница, тогда он точно потеряет Анну!
Знает ли принцесса о планах отца, княжич спросить не решался. Сказанное вслух, это разведет их: долгом перед будущим мужем, долгом перед побратимом.
– Темушка…
Губы у Анны чуть сладкие – принцесса ускользнула из-под надзора придворных дам сразу после ужина. Пробралась темными тропинками в старую беседку в глубине сада, подальше от фонарей. Темка ждал, задумавшись, и не услышал ее легкие шаги. Не успел вскочить, принцесса оказалась у него на коленях, обхватила за шею. Ладошки у нее ледяные, а губы – горячие.
Зашумело в кустах. Темка оглянулся, принцесса испуганно вцепилась в его мундир. Нет, просто ветер.
– Отбой тревоги. – Он погладил Анну по спутанным локонам. – Нет там никого.
Лицо Анхелины, и так обычно бледное, сравнялось с лунным светом. Щека холодела под Темкиными пальцами.
– Ну ты что?!
– Я боюсь. – Принцесса вжалась в Темкину грудь. – Если узнают… Темушка, что с тобой сделают?!
– Не узнают, мы осторожны.
– А если все-таки?.. Темушка!
– Да плевать! Тебя не тронут, а что со мной – плевать.
Даже золотой ленты на родовом мече мало, чтобы посметь просить у короля руку его дочери. Что с ним сделают, если узнают? Ну не казнят же. Может, загонят подальше в какой гарнизон. Отец расстроится. Да, отца будет жалко.
Но разжать сейчас руки – невозможно. Темка наклонился, целуя принцессу в лоб, в закрытые глаза, в холодные щеки, в горячие губы, в просвечивающую на белом горле синюю жилку, шалея от прикосновений к нежной коже, от ее запаха. Анна ухватилась за его плечи, откинулась и тихонько застонала.
Глава 17
Барон Святослав и капитан Георгий как-то странно посмотрели на Митьку.
– Меня звал король. Я могу пройти?
– Да, – кивнул адъютант. Княжич спиной чувствовал, что Георгий проводил его взглядом.
Рассвет бил в лицо из огромных окон королевского кабинета, заставляя жмуриться.
– Проходи, – услышал Митька голос Эдвина.
Король сидел за столом, заваленным бумагами. Видно, их перебирали, раскладывали по кучкам и снова перемешивали. Новые белые листы и пожелтевшие старые, чистые и заляпанные, с золотыми обрезами и с разлохматившимися краями, вскрытые пакеты с раскрошившимися печатями и свитки, скрепленные выцветшими лентами.
– Садись.
Король тоже смотрел как-то странно. Неужели?.. Нет, не может быть. Еще ничего толком не сделано, Митька только начал. Но почему Эдвин не ложился этой ночью? Глаза у него покрасневшие, темнеет щетина.
– Что-то случилось, ваше величество?
– Да. Я хотел сказать, княжич… нет, извини, князь Дин… казни – не будет.
Вдруг стало трудно дышать, как на перевале в роддарских горах.
– Володимир покончил с собой. Застрелился.
Митька расстегнул у горла пуговицу мундира.
– Когда?
– Сегодня ночью.
Даже ничего не снилось. Помнится луна за окном, шаги караульных в дворцовом парке. Духота, замешанная на запахе ночных фей. Храп капитана Захария за стенкой. Не успел…
– Нашел вот, – король показал на бумаги. – Володимир писал мне, как идет сватовство Виктолии. Знаешь же, что он этим занимался? Да. Он и невесту мне привез, и траурную ленту по отцу. Многие к Кроху переметнулись, но от Володимира – не ждал. Мне его предательство тяжелее всего далось.
Митька застегнул мундир, но дышать было трудно, и он снова толкнул пуговицу в петлю.
