Инна Живетьева - Черные пески
Марк вошел, и дыхание сперло от плотного запаха рыбы жареной, соленой и копченой.
– Пожалуйте, пожалуйте! – налетел слуга в голубой рубахе, замахал расшитым полотенцем, точно гость был мухой и его следовало непременно загнать в угол.
– Ушицы не желаете? Свежий улов. Или селедочку, пряную, жирную. Нигде так не готовят, как у нас.
Марк хоть и пристрастился к рыбе, но дорога через предместье отбила всякий к ней аппетит. Разве что подсоленные икряные блинчики, которые так хорошо идут с местным пивом.
Определив по камзолу гостя, что тот не из простых, устроили недалеко от окна, под висевшей огромной деревянной рыбиной. Марк шлепнул ее по боку, и та закачалась на цепях. Заказ принесли быстро. Выкладывая хозяину монеты, князь добавил еще одну:
– Старик Ерш сегодня заходил?
– Нет, он хоть гость и частый, да не постоянный. Но, может, попозже будет.
– Как придет, проводи его за мой стол.
Пиво было так себе, зато блинчики – выше всяких похвал. Но, соленые, они требовали запивки, и пиво тоже быстро убывало. Когда напротив Марка сел загорелый старик с белыми волосами, пришлось повторить заказ.
– Вы меня искали, молодой человек. – Ерш не спрашивал, и Марк тоже не стал подтверждать очевидное. Теперь-то понятно, откуда взялось прозвище: старик был маленький и колючий – острые, вздернутые плечи, щетина на узком подбородке, усы-щеточки, заточенный книзу нос. Говорил он не особо почтительно, оглядывал Марка настороженно. Такого попробуй возьми – исколешься.
– Слышал, вы плавали на «Нелее».
Старик взял предложенное пиво, выпил сразу половину и отер усы.
– А еще брешут, что сама Нелея заглянула к нам на борт.
– И это тоже.
– А вы, молодой человек, до баек охочи?
– Да нет, байки мне как раз не нужны. Еще я слышал, что Нелея тогда говорила с вами и по вашему слову капитан повернул штурвал и смог выйти из бури. Мало кто удивился, что дочь Нельпе выбрала именно вас, вы давно известны своими странностями.
Старик Ерш усмехнулся.
– У нас говорят – кудесит.
Марк вспомнил Рыбачью улицу.
– Может, и кудесит. Если почти весь заработок на свитки тратит да читает их ночами.
– Вы, молодой человек, много чего обо мне слышали.
Марку надоело такое обращение, и он поправил:
– Я князь Лесс.
– А хоть бы и так. Нужда-то все равно у вас ко мне, а вы мне без надобности.
– Тогда последнее, что я слышал. Говорят, есть у вас такие свитки, в которых никто, кроме вас разобраться не может.
– Брешут. И кроме меня грамотеев хватает.
– Хватает, да. Но они не знают языка священных зверей.
Старик кольнул взглядом. Марк протянул лист:
– Вы можете перевести?
Ерш взял вроде бы без интереса, но развернул шустро и пиво отставил в сторону. Пошевелил губами, разбирая переписанные Митькой слова.
– Ну что же, князь, принимай приглашение в гости. Так сразу не переведу, время надо. Только предупреждаю: истолковать не смогу. Если что непонятно будет, то не ко мне.
Ерш снимал комнатку у рыбацкой вдовы. Хозяйка глянула на гостя с любопытством, видно, не часто приходили к старику, да и сам постоялец вызывал интерес. Ни у кого из соседей не было такого хозяйства, как у Ерша: книги, свитки, деревянные фигурки. На них даррец махнул рукой:
– Игрушки. Амулеты я давно не режу.
Марк думал, что старик будет листать старые книги, а может, молиться и просить милости у покровителей. Но Ерш достал чистый лист и старое перо и какое-то время сидел, вглядываясь в строчки. Потом начал рисовать, легкими линиями рождая силуэты зверей и птиц. Марку показалось неловким наблюдать за стариком, и он отвернулся к открытому окну. За ним шумело море, вороша гальку. У самой воды ходили чайки, их облаивал кудлатый щенок.
– Ну вот и готово. Очень любопытно.
Князь невежливо выхватил листок из рук Ерша. Одним взглядом охватил написанное.
– И все? Что это значит?
– Я же говорил: истолковать не смогу. А род-то не ваш будет, да?
– Не мой.
– Невеста? Друг?
Марк усмехнулся.
– Скорее уж как вы написали.
Старик вздернул брови.
– Вот даже как.
– Благодарю. – Князь высыпал на стол монеты. Помялся и спросил: – А почему вы больше не делаете амулеты?
Старик пошевелил темными пальцами, точно пытался ухватить инструмент.
– Веру потерял. Про шторм тот много брешут, а правду все равно не поймут. Слаб я оказался. Как смерть увидел, так и… ладно, князь, не твое дело. Но ты погоди. Мастерства у меня и впрямь нет, но тебе подарок сделаю.
Ерш подошел к полкам, загородив их спиной. Долго искал, часто оборачиваясь и поглядывая на гостя через плечо.
– Вот, твоя. – Старик протянул ему на раскрытой ладони маленькую деревянную фигурку.
Марк благодарно выдохнул:
– Спасибо!
Морской зверь с острым плавником привычно спрятался в кулаке.
***Арест князя Дина шуму наделал мало. Может, страсти откипели, когда в столицу привезли и казнили князя Кроха. А может, просто к Эмитрию Дину относились лояльнее, чем к Маркию Лессу. Во всяком случае, в Офицерских покоях ничего не изменилось.
Темка резко рванул дверь малой гостиной, мельком поздоровался с собравшимися и встал перед Митькой.
– Я не собираюсь отказываться от тренировок. – Голос звучал холодно, именно так, как княжич репетировал. Фразу он тоже придумал заранее, понимая, что должен произнести ее прилюдно. Так, чтобы все подумали: это больше нужно Торну.
– Не отказывайся. – Митька встал, подхватил наброшенный на спинку кресла мундир. – Прямо сейчас?
– Да.
До фехтовального зала дошли молча. Темка злился, побратим шагал спокойно. Казалось, его совсем не волнует ссора.
– Ты уверен, что получится? – спросил Митька, выбирая учебную шпагу.
Темка кивнул, хотя был уверен как раз в обратном: не получится у них тренировки, дуэль выйдет, как когда-то с князем Лессом. Вот только защитный колпачок – Матерь-заступница! – Темка не снимет. И, точно подслушав его мысли, Митька спросил с усмешкой:
– Надеюсь, у нас действительно тренировка? Защитку срывать не будешь? Как с Марком.
Кровь бросилась Темке в лицо. Он не рассказывал – это их дело с Лессом, да и чувствовал себя княжич дураком, вспоминая о той дуэли. А Марк, выходит, разболтал. За его спиной растрепал Эмитрию Дину. Интересно, о чем они еще говорили? Что друг другу выболтали? И когда? Тут, во дворце? Или по дороге с миллредской границы? Недаром показалось Темке: что-то изменилось между бывшими врагами. Порадовался еще, дурак. А они вон какие разговоры вели. Эх, побратимы!
