Вероника Иванова - Свобода уйти, свобода остаться
Я пошевелил плечом, прося «змейку» проснуться, и когда она скатилась вниз, показал зверика Дагерту.
Молодой человек сглотнул, но скорее от неожиданности, чем от потрясения или брезгливости.
— Обычно телохранитель узнает о её существовании только в момент соединения, но в ваших обстоятельствах не вижу повода что-то скрывать. Как, нравится?
«Змейка» подняла узкую головку и в свою очередь уставилась на Дагерта. Вообще-то, глаз у неё нет, как нет носа и ушей. Собственно, мои зверики — это всего лишь ниточки между куклой и куловодом. Но если бездушная марионетка не может сообщить своему хозяину о том, что находится перед ней, над ней и под ней, то мои «куклы» иной раз оказываются чересчур говорливы, и я тону в море их ощущений. Так что, кто из нас кем управляет, ещё вопрос. Большой, важный и настоятельно требующий ответа.
Молодой человек протянул руку и кончиками пальцев провёл по серебристой шкурке.
— Тёплая...
— Конечно. Она перенимает все свойства вашего тела, в том числе и теплоту. Особенно когда попадает внутрь. Вы согласны принять такую гостью?
— Это необходимо?
— Я бы сказал, жизненно необходимо.
Дагерт опустил взгляд, о чём-то напряжённо думая, но когда снова поднял глаза, в них уже не было и тени сомнений.
— Согласен.
— Тогда отправляйтесь к Ра-Дьену и занимайтесь бумагами. Потом я приставлю к вам Хонка, чтобы он определил, как лучше вас использовать. Если всё пройдёт гладко, то месяц-другой спустя займёте желаемый пост.
— Сейчас же отправлюсь исполнять приказание, dan! — Он звонко щёлкнул каблуками, но не поспешил уйти.
— Что-то ещё?
— Вы сказали, мне нужно узнать две вещи, но пока познакомили только с одной. Какова же вторая?
— Не надо мне врать.
— Врать?
Он немного растерялся.
— Ну да. При некотором усилии я могу отличить ложь от правды, но предпочитаю пользоваться этим способом как можно реже, и потому очень не люблю, когда мне пытаются нагло лгать. Понятно?
— Но я вовсе не пытался...
— Конечно. И знаки внимания моей супруге вы оказывали просто так, по доброте душевной, а не имея в виду намерение поближе познакомиться со мной?
— Э...
— Ладно, это меня больше позабавило, чем обидело. Но впредь прошу: не надо. Если желаете доверительных отношений, будьте честны.
Антреа, квартал Линт, Королевский Приют Немощных Духом,
дневная вахта
— Ну что, не удалось побездельничать?
Вот-вот. Герой вернулся из похода, а ему сразу в лоб. Или по лбу. Нет, чтобы приветствовать со слезами радости и умиления на веснушчатой роже!
— Я тоже рад тебя видеть.
Олден насупился:
— Я, между прочим, волновался.
— По поводу?
Откидываю крышку сундука и роюсь в ворохе тряпья поношенных камзолов и штанов, переданных добрыми жителями Антреи в безвозмездное пользование обитателям Приюта. Если учесть, что оных обитателей — два калеки с половиной (к моему превеликому счастью), то можно сказать, добро пропадает зазря. А я, как хозяин рачительный, не могу этого допустить. Совершенно. Поэтому и сам время от времени пользуюсь щедростью горожан, только не всегда рискую появиться в таком виде на улице в разгар дня: вдруг кто признает свой старенький костюмчик? Мне, положим, стыдно не будет, а дарителю — вполне может стать. И будет на мою голову одним неприятелем больше...
Вот эта пара весьма и весьма подходит. Аромат, разумеется, затхлый, но пахнет не старой грязью, а временем, стенками сундука и средством, которое, по разумению Олли, способно отвадить от одежды всяких жуков, гусениц и мотыльков, обожающих грызть меха и ткани.
— У тебя раны ещё не зажили полностью. И вообще...
— Вот именно. «Вааще». Признайся лучше, что тебе было попросту страшно одному болтаться в Приюте. Страшно ведь было?
Олден вздохнул:
— Мне было страшно, когда ты попёрся искать эту дурку.
— Почему? Я же обещал вернуться вовремя.
— Обещал... Только сам уверен не был.
Любопытно. Кажется, осведомлённость Олли превысила свои обычные пределы.
— С чего взял?
— Нет, это ты сначала ответь, почему скрыл, что девка умеет заговаривать?
— Я не скрывал.
— Ты молчал!
— Ты не спрашивал.
Маг гневно раздул ноздри:
— Можно подумать, если бы спросил, то получил бы ответ!
— Если бы, да кабы... Забудь. В то время я и сам до конца не разобрался, что происходит.
— А сейчас?
— И сейчас толком не знаю. С телом всё в порядке?
Со стороны угрюмо насупившегося Олдена доносится ворчливое:
— В порядке. Думал бы лучше о живых, а не о мёртвых.
— Я подумаю. Обязательно. Вода уже нагрелась?
— Наверное.
— Тогда пойду умоюсь.
Умыться мне, и правда, не мешало: память о пребывании в мало приспособленном для жизни месте надо было поскорее уничтожить. Хотя бы внешнюю, осевшую на коже грязью и потом.
Деревянная бадья, предназначенная для омовений, уже дожидалась меня в кухне, весело паря воздух. Я скинул одежду и блаженно разлёгся в горячей воде.
— Хорошо...
Олден присел на край стола.
— Как ты себя чувствуешь?
— Как всегда.
— Точно?
— Не нуди! Дай насладиться заслуженным удовольствием!
Чтобы не видеть занудливую физиономию рыжика, прикрываю глаза. Но он не сдаётся:
— Что будешь делать со «змейками»?
— Что-что... Тебе сдам. Вот прямо сейчас и сдам!
Провожу ладонью по животу, стряхивая одного зверика, второй сам сползает с плеча и медленно погружается на дно бадьи. Уснули, бедолаги. Значит, самое время вернуть их в Источник — озерцо, возникшее там, где на поверхность пробивается ручей, снабжающий питьём обитателей Приюта.
Шарю в воде, выуживаю «змеек» и протягиваю Олдену:
— На, займись!
Тот морщится, но забирает серебристые нити, безвольно обмякшие в пальцах.
— А сам что будешь делать?
— Наведаюсь к усопшей.
— Будешь описывать?
Вздыхаю, оставляя вопрос без ответа. Буду, конечно, куда денусь? Положено, для порядка.
В кладовой было холоднее обычного: Олли постарался, сберегая в целости и сохранности мёртвое тело безумной убийцы. Но холод не причинит мне неудобств, зря я, что ли, утеплялся, выбирая самую плотную одёжку из имеющихся под рукой?
Приветствую, сладкая моя. Как тебе спится?
Разумеется, она не отвечает. И не сможет ответить так, как это требуется мне. Обидно, но придётся смириться с действительностью: я могу прочитать только недавние воспоминания, задержавшиеся в жидкостях её тела, а то, что происходило давно, останется тайной. Стоит ли воскрешать доступные воспоминания? Нет, не стоит. Что я увижу? Ещё раз переживу отчаяние и ярость? Испытаю страх приближения смерти? Пройду через агонию? Очень надо. Нет, моя сладкая, я не оскверню твой покой домогательствами. Я просто посмотрю на тебя, но внимательнее, чем прежде.
