Андрей Астахов - Крестоносец: Железная Земля
Моряки на палубы встретили нас любопытными взглядами. Мы прошли на корму: здесь посланник пригласил нас войти внутрь надстройки, и мы оказались в кают-компании. Варин был не один — рядом с ним за столом сидели еще двое старейшин из тех, что были на Совете. Еще один виари стоял у дальней стены, скрестив руки на груди. На столешнице перед Варином лежал какой-то округлый предмет, накрытый расшитой тканью.
— Шевалье, — поприветствовал меня глава дома Лайтор.
— Милорд, — я кивнул. — Вы звали, мы пришли.
— Присядьте на лавку. И ты садись, дочка, — добавил Варин, обращаясь к Домино.
Он не сразу начал разговор — довольно долго молчал, будто собирался с мыслями. Я терпеливо ждал. Подумал, что беседа пойдет об очень важных вещах, и не ошибся.
— Странно это, — внезапно сказал дуайен.
— Что странно? — не понял я.
— Никогда прежде мир не знал брака, подобного вашему. Ни в одной хронике о таком не говорится.
— Значит, мы первые, — я взял руку Домино и пожал ее пальчики. Она улыбнулась. — И это честь для меня.
— И ответственность великая, — проскрипел один из старейшин.
— Именно так, милорд, — ответил я, глянув старику прямо в глаза. — Величайшая.
— Решение Совета многое изменило, — заговорил Варин. — Даже для меня оно стало неожиданным. Поэтому нам необходимо поговорить, шевалье Эвальд. И твоя жена должна присутствовать при нашей беседе, ибо все сказанное касается и ее тоже.
— Я слушаю вас, милорд.
— Не думаю, что мне стоит рассказывать о прошлом виари. О том, как мы стали народом без земли. Наверняка тебе об этом многое известно. Теперь важнее будущее, и оно представляется мне тревожным и неопределенным.
— Будущее всегда лишено определенности, — ответил я. — Но разве это повод для тревоги?
— У моего народа есть поговорка: «Буря дня грядущего всегда опаснее уже пережитого шторма». Принятое Советом решение привело в бешенство посланника Суль. Вскоре о нем узнают магистры, если уже не узнали.
— Отвечу тебе, милорд, поговоркой моего народа: «Делай, что должно, и будь, что будет». Или ты сожалеешь, что Совет не прислушался к тебе?
— Ты юн, салард, и не научился владеть своими чувствами и своим языком. — Дуайен спесиво сжал губы. — Я верю, что ты любишь Брианни, и на Совете все услышали голос твоей любви. Но вправе ли мы были рисковать жизнями всех виари, чтобы спасти одну жизнь?
— Сожалеешь о том, что вы не отдали коршунам цыпленка? — Я начал злиться. — Если ты хотел посетовать на это, не стоило приглашать меня сюда.
— Эвальд! — Домино положила мне ладонь на руку.
— Да, ты молод, — продолжал Варин, будто не слышав моих слов, — и еще, у тебя нет своих детей. Ты не знаешь, что такое ответственность за свой дом, за своих близких. Однажды ты поймешь нас, стариков. Надеюсь, что поймешь.
— Я люблю Домино и отвечаю за нее. И все, что я говорил, повторю и сейчас. Совет принял единственное верное и честное решение. А что до Договора Двадцати Статей — пусть сулийцы подотрут им зад. По правде сказать, они делают это постоянно, только вы им почему-то верите.
— Разрыв Договора означает войну с Суль.
— А разве она уже не идет? Я прибыл из страны, которая не воюет с Суль, но это не значит, что мы живем в мире. И терванийцы могли бы сказать тебе то же самое, милорд. Я видел, что агенты Суль сотворили в Баз-Харуме, Лашеве, и совсем недавно столкнулся с их происками уже в Железной Земле. Я не верю в мир с сулийцами — они не будут его соблюдать. И знаешь почему, милорд? Между Жизнью и Смертью не может быть мира. Магистры Суль — это Смерть. Тот, кто служит Суль, будет служить Смерти.
— А ты что можешь нам предложить, шевалье? — ответил за Варина один из старейшин, тот самый, что говорил об ответственности.
— Я маленький человек, господин, и не могу говорить за власть предержащих. Но если Империя протянет вам руку, готовы ли вы ее принять?
— Ты говоришь от имени империи, но, передав нам меч, ты становишься ее врагом, — заметил старец.
— Да, если союза между Ростианом и виари не будет.
— Мы знаем цену союза с Ростианом, — сказал старейшина, и я уловил в его голосе презрение. — Когда-то Империя бросила нас на произвол судьбы, и мы лишились всего, что имели. Империя всегда делала вид, что нас не существует.
Можем ли мы верить вашим командорам, вашему императору? Для последователей веры в Матерь виари — всего лишь безбожные язычники. И наши земли теперь часть империи. Никто не вернет их нам.
— У империи и у вас общий враг. Разве это не причина стать союзниками?
— Наш отказ выдать Брианни может стать поводом для разрыва Договора, а может и не стать, — ответил Варин. — А вот заключение союза с империи куда как более недружественный поступок. Магистры не простят нам этого.
— Договор Двадцати Статей стоил бы чего-нибудь, если был бы договором равных. Магистры считают вас своими слугами — не хочу сказать «рабами».
— А разве ваш император так не станет считать?
— Еще раз повторюсь, милорд — я не могу говорить за императора. Я не его посланник, и не наделен полномочиями вести переговоры с вами. Я здесь, как частное лицо, я не посол. Но я прошу поверить мне. Мои слова — это слова человека, которому небезразличны судьбы и людей, и виари. Мы были в Хареме и видели картину Мацея Хомрата.
— Кто такой Мацей Хомрат? — отозвался один из старейшин.
— Пророк, — я перевел дыхание. — Он предсказал новое нашествие Зверя, и оно начнется скоро. Мы видели изображение на картине…
— Пророчества людей! — фыркнул старейшина, заговоривший со мной первым. — Разве люди наделены Даром Предвидения? Ни разу…
— Погоди, Элемар, — остановил его Варин. — Мы и без ваших пророков знаем, куда идет мир, шевалье. Как моряк предугадывает приближение шторма по ветру, воде и поведению морских обитателей, так и мы видим, что великая буря вот-вот разразится. И наши мысли о том, станет она для нас началом новой истории виари, или же окончательной погибелью.
— Ты все время говоришь о погибели, милорд. Неужто все так безнадежно, или ты сгущаешь краски?
— Хочешь сказать, что я трус, и мои собратья по Совету тоже трусы? — В глазах Варина сверкнул гнев, но миг спустя эта искра погасла. — Нет, юноша. Мудрость иногда бывает похожа на трусость, но это не одно и то же.
— И в чем состоит такая мудрость? — Я сделал ударение на слове «такая».
— Среди виари нет единства. Два наших дома уже присягнули сулийцам, а прочие колеблются. Большинство из нас хотят остаться независимыми, но все понимают, что в случае большой войны нам придется принять чью-то сторону. Или же воевать друг с другом. Что может быть страшнее?
