Дарья Кузнецова - Я выбираю свободу!
— Появилась. Понимаешь, Налатин отвечал у нас за армейские вопросы, и Валек как раз жаловался, что его некем заменить. И я подумала, может…
— Ты это сейчас серьезно? — недоверчиво уставился я на целительницу, мигом теряя всю благодушную расслабленность.
— А что такого? — Она с некоторым смущением пожала плечами. — Ты уже, считай, свой, в вопросе разбираешься. Устроено у нас все не так, как в Светлом Лесу, но я не думаю, что существует разница…
— Тилль, постой, сбавь обороты, — раздраженно оборвал я. — Про замену для Налатина ты сильно погорячилась. Во-первых, из этого даже теоретически не получится ничего хорошего, а во-вторых, чтобы ты не начала спорить с предыдущим утверждением, заверяю, армия меня сейчас не прельщает совершенно. Навоевался, хватит уже. И прости, но я не хочу вникать в подробности местного самоуправления, выслуживаться, настолько прогибаться и пытаться завоевать доверие здешних жителей. Я готов с ними мириться, готов работать и приносить пользу, даже готов признать их полноценными разумными существами, равными себе, но утирать им сопли и брать на себя ответственность за них — никакого желания не имею.
— Не сердись, — мягко оборвала она и погладила меня по плечу. — Эта мысль показалась мне интересной, но заставлять тебя никто не собирается. К тому же да, пожалуй, я действительно погорячилась: вряд ли тебя там примут. Просто… мне очень сложно воспринимать тебя как пришлого, ты уже настолько свой, что, кажется, прожил рядом целую вечность. — Тилль обезоруживающе улыбнулась, и под ее взглядом все мое раздражение растаяло в считаные мгновения.
Странно на меня действует ее присутствие. С одной стороны, вроде бы возбуждающе, но с другой, я совершенно не могу сердиться не только на нее, но вообще рядом с ней. Не то громоотвод, не то талантливая дрессировщица… И, странно, ни тот, ни другой вариант не раздражали, казались забавными. Это было даже приятно: когда гнев не выплескивался наружу и пламя не приходилось смирять усилием воли, а буря утихала сама собой, от одного взгляда, прикосновения или улыбки.
— В конце концов, у любого дара есть не только разрушительные применения, — рассудительно продолжила тем временем целительница. — Я знаю, что огневики незаменимы в металлургии, в энергетике. Основные производства сейчас, конечно, вывезены в горы, но и здесь есть возможности. Например, планировали восстановить верфь, и при строительстве кораблей…
— Тилль, — окликнул я уже спокойно, с усмешкой. — Об этом я тоже знаю, именно это я имел в виду под «приносить пользу». Но, увы, все это я знаю только в теории и на уровне домыслов, нужна конкретика. Для того чтобы разобраться, чему именно стоит учиться, надо не рассуждать, прогуливаясь по городу, а разговаривать с компетентным магом именно подобной мирной специальности. А моя магия пока еще не восстановилась достаточно для начала обучения или даже проверки собственных способностей на практике. Так что предлагаю перенести решение этого вопроса на завтра.
— А сегодня? — полюбопытствовала она.
— А сегодня я не хочу видеть никого, кроме тебя. Слишком соскучился.
— Когда только успел? — Тилль с насмешкой качнула головой. — Я же все время была под рукой.
— Может, когда-нибудь мне твоего «под рукой» и станет достаточно, — проговорил задумчиво, выпустил ладонь и перехватил эльфийку за талию, привлекая к себе ближе. Пришлось несколько сбавить шаг, но зато я сумел тихонько добавить, склонившись к ее ушку: — Но пока предпочитаю, чтобы ты была подо мной целиком.
— И это говорит благородный светлый? — возмущенно ахнула она, ткнув меня в бок. Правда, судя по тому, что вырываться и как-то иначе активно протестовать не спешила, а вместо этого сама обвила рукой мою талию, возмущение было показным. Я в ответ только рассмеялся и для удобства перевел руку чуть выше. Несколько секунд мы шли молча, а потом эльфийка задумчиво проговорила: — Ты очень сильно изменился с нашей первой встречи. В лучшую сторону.
— Да, ты тоже, — иронично заметил я.
— А я-то когда? И как ты мог это заметить? — растерянно уточнила она.
— У тебя улыбка стала живой и глаза горят. Но самое главное, конечно, от тебя совсем по-другому пахнет. — Не удержавшись, я даже брезгливо поморщился, после чего уткнулся носом в ее густые волосы, с наслаждением шумно вдыхая приятную, будоражащую смесь запахов ее кожи и все тех же трав, видимо, входивших в средство для мытья.
— Эстет, — фыркнула Тилль. — Посмотрела бы я, чем бы от тебя пахло после недели возни с ранеными и выполнения функций сиделки.
— Сиделки? — озадаченно переспросил я. — Насколько я мог видеть, у вас достаточно целителей…
— У нас — да, — она пожала плечами, — но примерно за неделю до вашего появления пришел эшелон с ранеными с линии фронта. Надеюсь, уж теперь-то — точно последний эшелон. Кроме того, ты не хуже меня знаешь, что не все можно вылечить магией и, главное, не все можно вылечить быстро. Особенно когда целители работают на износ и нужно экономить каждую каплю силы.
— Извини, я неправ, — признал тихо.
— Справедливости ради стоит сказать, что и я не во всем права, — вздохнула Тилль. — По-хорошему, вполне можно было и не запускать себя до такой степени и, как ты мудро тогда заметил, обойтись без папирос. Наверное, это некий протест. Достаточно глупый протест.
— Против чего? — растерянно уточнил я.
— Наверное, против смерти. — Целительница неопределенно пожала плечами и бросила на меня странный взгляд. Но развить тему мы не успели, потому что добрались до цели.
Поднялись по витой, когда-то очень красивой лестнице, на второй этаж, прошли по короткому темному коридору и оказались в достаточно просторной светлой комнате. Пригласив меня «чувствовать себя как дома», Тилль извинилась и куда-то выбежала, а я огляделся.
Хм. Наверное, это можно назвать коротко — «докатился», если комнату четыре на пять метров я уже называю просторной.
Но последняя мысль вызвала разве что иронию.
Просторной комната казалась исключительно ввиду скудости обстановки. Кровать в углу ненамного шире больничной койки, на окнах — старые занавески, пыльные и залатанные. Вплотную к одному из подоконников пристроился большой старый сундук, в простенке между окнами — широкий прямоугольный стол, накрытый неожиданно свежей и аккуратной вышитой скатертью, в углу — полупустой шкаф с книгами.
На стуле, стоящем у изголовья кровати, неожиданно обнаружился портрет, который я взял, чтобы рассмотреть поближе, и с удивлением обнаружил на нем широко известную кривоухую физиономию с бесшабашной ухмылкой. Я растерянно качнул головой и вознамерился поставить изображение обратно, но не успел — вошла хозяйка комнаты.
