Последний из Двадцати (СИ) - Рок Алекс

— Не делай этого! Нельзя! — двойник догадался о его намерениях почти сразу же: парень принялся скручивать для соперника новый облик. Из человека тот начал таять, будто восковая свеча. Отчаянно и зло, подвывая обиженным псом, он пытался вырваться из создаваемого для него Руном облика. В таком же отчаянии сопротивляется провинившийся кузнец, когда разгневанный чародей сгибает его в подкову.

— Ты ничто! Ты жалок! Ты — это я, ты умрёшь, если сделаешь это! — его голос начал звучать в ушах юного чародея раздражающим писком. Излишне активное пирожное лежало у него на ладони. Словно не знавший еды бродяга, Рун слопал его в один укус.

Главное, сказал он самому себе — это не думать.

Не думать, не думать, не думать…

В голову ударило так, будто в ней заголосили три десятка проигравшихся до исподнего бесов.

Рун пришёл в себя на руках автоматона — и когда только успел рухнуть без чувств? Едва открыл глаза, как на него тотчас же наскочили демоны боли. Не щадя зубов, они терзали его уставшую плоть ссадинами, царапинами, ушибами.

Парень не любил слабости, своей — тем более. Пришлось чуть ли не вырываться из настойчивых объятий механической куклы: Ска держала его так, будто он вот-вот должен был исчезнуть.

— Господин…

— Позже, — он выставил перед ней ладонь, остановив готовый вылиться на него поток причитаний. Не заметить в голосе стальной девы беспокойства о только что случившемся было невозможно. Наверняка внутри её механической головы в блоках, матрицах и прочих хитроумных словах полным полно знаний, как и чем залепить колотую рану, как срастись от отравления. Но лекарства от безумия не ведали даже чародеи.

Последний из Двадцати выдохнул, поднял на служку глаза.

— Ты сама как? — в последний раз, как он её видел, она была не в лучшем состоянии.

— Требуется полноценная диагностика. В данных условиях проведение полноценной диагностики нецелесообразно…

— Выдай краткую! — Рун и сам не заметил, как сорвался на крик. Тогда автоматон кивнула. Рун двинулся к Читль — виранка свернулась калачиком вокруг Лия. Словно в тщетных надеждах защитить его от всего и сразу.

Ска семенила за чародеем, словно послушная собачка. Не тратя времени на вдох, она вещала без устали. Повреждения. Множественные. Внутренние. Пара значительных, с пяток серьёзных, россыпь не критичных. Рун ещё раз осмотрел её и решил — уже хорошо, что на ногах держится. Здравый смысл ему поддакивал, убеждая, что идти следует от позитивных мыслей, к депрессивным прийти всегда успеется. Парень закусил губу — некстати пробудившееся самоедство жадно потирало руки, намекая на то, что зря он выполнил свою часть сделки и сделал с Чавьером то, что сделал. Можно же было пихнуть незадачливого мастера в сумку к остальным, так ведь нет же. Мы вместо практичности благородство выбираем…

На стервозу рявкнули оба учителя разом — и та удручённо и многозначительно замолкла. В воздухе чувствовалось, что всё кончилось. Нет Руна-самозванца, нет фальшивого разбойника-великана. Призванные свести с ума они обратились в ничто. Если, конечно же, только…

— Читль? — Рун склонился над ней, потряс за плечо. Воображение спешило за скверными мыслями. Сейчас, говорило оно, сейчас она раскроет рот в широкой, ничего не выражающей улыбке, а в глазах ты не увидишь ничего, кроме сумасшествия.

Что будешь делать тогда, Двадцатый?

У парня не было ответа на этот вопрос. Он вздрогнул, когда виранка раскрыла глаза. Она посмотрела на него так, будто видела в первый раз.

— Ты в порядке? Идти сможешь?

Рабыня ответила не сразу, но чуть погодя, придя в себя, кивнула в ответ. Большего чародею было не нужно. Он вновь повернулся к механической кукле, даже не озаботившись судьбой Лия.

— Ска, я знаю, что ты будешь против. Они будут против, — Рун ткнул пальцем в Читль с мальчишкой. — Видят Архи, этого не хочу я сам. Но ты знаешь, где Мик?

Стальная дева смотрела на него блеском стеклянных глаз. Внутри неё как будто боролось всё и сразу, но протоколы исполнения побеждали.

Она кивнула в ответ.

***

Тишина почти была воздушной.

Ещё пару минут назад парень недоумевал — зачем ему вытаскивать отсюда Мика? Неужели, спрашивал здравый смысл, струсил? Испугался, что даже здесь не найдётся такого, что сможет свести с ума головореза?

Впрочем, спорить с этим доводом было сложно — юный чародей терялся в догадках: разбойник ел людей, насиловал без разбора, наслаждался беспомощностью остальных. Если говорить о безумии, то великан уже давно переступил эту черту. Какие ужасы должен был испытать его разум ещё, чтобы сломаться насовсем?

Рун не знал и знать не хотел.

Но к великому неудовольствию Ска сейчас тащился за разбойником.

Читль вела себя иначе, чем раньше. От послушной рабыни как будто бы не осталось и следа — в её взгляде появилось что-то новое.

Двадцатый вспомнил, как подскочил к ней, когда она рухнула без чувств. Исчезновение ещё одного, пусть и фальшивого хозяина ударило по ней. Из носа несчастной до сих пор текла кровь. Без платья, но с невесть откуда взявшимся платком, она вытирала им лицо. Методично и ритмично, будто это стало новым смыслом её жизни.

Меньше всех пострадал Лий — заика казался вполне нормальным. Впрочем, парень не спешил с ним говорить — лишь безучастно предлагал. "Вставай, пошли" — и Лий исполнял молча.

Из облака всегда было два выхода — в потёмках можно было отыскать путь самому. А можно дождаться, когда мана уляжется, рассеется и мир, хоть и изменившийся донельзя, вновь окажется перед глазами.

Через неделю, а может две. Учитель фехтования не распространялся, но многие знали, что он бросил вызов самому безумию и сумел выйти победителем: продержался три недели.

Рун не желал здесь оставаться и лишней секунды.

— Там, — вдруг указала пальцем на какую-то непонятную гору автоматон. Рун щурил глаза и заставлял светляк быть ярче прежнего.

Гора вдруг зашевелилась. Неестественно, дико, отрывисто.

Признать в ней пышущего силой и могуществом великана можно было разве что тронувшись умом. Парень сделал к нему шаг, но его тотчас же остановила Ска, отрицательно покачала головой.

— Нож! Дайте кто-нибудь нож! Резать! Я не могу! — разбойник силился встать на ноги, но был обречён. Рун увидел лишь мгновение спустя, что правая рука негодяя зажата меж двух камней, словно тисками. Разбойник дёрнулся на шум его шага, тут же испытующе сверкнули полные отчаяния глаза.

— Ты! — Мик потянулся свободной рукой к чародею, загребая воздух. Больше всего великан напоминал пойманную в силки жирную крысу. Рун качнул головой, прогоняя жуткое сравнение: где-то внутри всё ещё был жив образ крысиной Виски.

— Нож! У тебя есть нож?

Лицо головореза было испачкано кровью от макушки и до подбородка. Словно заядлый трупожорец, он оскалился улыбкой счастливого идиота.

И только тогда парень увидел то, чего не стоило.

Разбойник грыз собственную руку. Под ногами великана лежали клоки кожи и отгрызенного мяса — но едва дикая боль заставляла Мика отстраниться — укус зарастал, обрастал плотью и кожей.

— Они рядом, слышишь? Ты слышишь, как они стрекочут?

Рун не слышал. Мальчишка молчал, осознавая, что скорее всего он пришёл слишком поздно.

Тяжёлое дыхание вырывалось из глотки головореза вместе с хрипом. Забывшись, он вновь вгрызся в собственную плоть. Рукав того, что можно было бы принять за рубаху вымок насквозь и, кажется, давно сменил цвет на карминово-красный.

Нож.

Парень вдруг вспомнил, что при Мике всегда была хоть одна, хоть почти игрушечная, но остро заточенная железка.

— Рудокоп! Айна! Минно! Никого нет. Нож. Слышите? Они шепчут, они скребутся друг о дружку! Дайте! Мне! Нож!

Рун осмотрел камень, что пленил разбойника — это был обычный булыжник. Юный чародей заставил его треснуть: тот сначала пошёл трещинами и лишь затем раскрошился. Мик получил долгожданную свободу.