Наталья Резанова - Дети луны
Бегинка пробилась на бурлящую площадь, целеустремленно прошагала к каменному колодцу с фигурой ангела, благожелательно взиравшего вниз слепыми ящеричьими глазами, и, сутулясь, прислонилась к краю колодезя.
Был тот самый час перед закатом, когда краски кажутся необычайно яркими, а фигуры и предметы — невероятно четкими. И маски… и хари… и размалеванные лица не сливались в единую карусель, а различались в малейших деталях. Гремели трещотки. Вновь завопили трубы, и ряженые рассыпались, давая дорогу двум шествиям, выступающим с противоположных концов площади. Они предваряли главное действо, которое исконно завершало карнавал и должно было состояться послезавтра. И сейчас герольды упреждали добрых лауданцев, что во второй день недели произойдет великая и страшная битва славного Мясоеда, короля Масленицы, с грозным и непобедимым Голодарем, то есть Великим постом. Оба воителя, стоя на повозках, которые вывезли на площадь шуты, представлялись публике. Мясоед, здоровенный детина в нарочито узкой одежде, которая обтягивала его жиры, в короне из куриных ножек и в ожерельях из колбас, потрясал кухонным вертелом, что в решающей битве должен был служить ему копьем, и ежеминутно прикладывался к пузатой фляге, при этом норовя свалиться на руки окружавших его паяцев в дурацких колпаках. На другой стороне площади грозно простирал руку с пучком розог Голодарь. Нередко этот персонаж представляло чучело, но сегодня это был кто-то из шутовской братии — из-за маски, изображавшей тощую унылую рожу, не разберешь, кто. Он был одет в монашескую рясу и опоясан четками из луковиц. Его свита была наряжена монахами, монашками, причетниками и паломниками. Они звонили в колокольцы, напоминающие те, что носили прокаженные, а присные Мясоеда лупили по горшкам и кастрюлям. Народ же плясал кругом и пел старую песню: «Бьется черный хлеб с индейкой и селедка с колбасой!» Шум стоял адский, а ведь это была только прелюдия к предстоящей битве.
— Сестра Тринита?
Из-за грохота, звона и пения бегинка не расслышала, как к ней подошли. Она обернулась. Рядом с колодцем стоял человек, каких много было в толпе на площади — в пестро-лоскутном плаще и размалеванной маске из соломы, полностью закрывавшей лицо. Голос был не только приглушен маской, но и звучал как-то неуверенно. Очевидно, человек не знал, настоящая ли бегинка перед ним или кто-то из свиты Великого поста.
— Это я.
Человек, видимо, все еще не был убежден и переспросил:
— Кто призвал тебя сюда?
Сестра Тринита также имела все основания подозревать собеседника и отвечала двусмысленно:
— Святая Клара.
Человек в маске кивнул.
— Следуй за мной.
Так она и сделала. Провожатый шел впереди. Сестра Тринита заметила под его плащом дубинку и по этому, а также по очертаниям плеч и походке, узнала в нем одного из телохранителей матери Изенгарды. Хотя, конечно, это был еще не повод для спокойствия.
Шли они довольно долго, но довольно быстро. Сестра Тринита поняла, что ее хотят запутать, петляя и водя кругами. Она не стала объяснять провожатому, что это — напрасный труд. Если она и не знала в лицо каждый дом в Лауде, то все улицы и переулки города, а было их около двухсот, она помнила лучше линий своей руки. Но нынешний владелец дома, к которому они подошли уже в темноте, был ей неизвестен. Ясно было только, что некогда это был патрицианский дом, однако он давно уже находился в небрежении и нуждался в побелке и ремонте. Провожатый постучал, явно условным сигналом, обменялся несколькими словами с невидимым сестре Трините привратником, и они вошли. Миновали неосвещенную прихожую, и спутник сестры Триниты посторонился, пропуская ее к лестнице, ведущей вниз. Сам он словно бы растворился во мраке.
Сестра Тринита толкнула тяжелую дверь и ступила в помещение, ранее, вероятно, служившее погребом, а теперь использующиеся как-то иначе.
Бегинка меланхолически взглянула вверх.
— Вавилонский камень… — произнесла она.
— Совершенно верно, — отозвался высокий носовой голос.
Теперь она позволила себе переместить взгляд вниз. На противоположном конце комнаты был стол, на столе — некоторые предметы, а за столом сидели пять человек. Четверо мужчин и одна женщина. Женщиной была мать Изенгарда. Возраст мужчин колебался между тридцатью и сорока пятью годами. Самый молодой — с иронической улыбкой на худом востроносом лице, с коротко стриженными темно-каштановыми волосами. Его сосед, бледный, с белокурой бородкой, скучающе смотрел на бегинку из-под тяжелых век. Тот, кто ответил сестре Трините, — низкорослый, полный, гладко обритый, в одежде, напоминающей духовную и круглой скуфейке. И здоровенный малый, чьи рыжие волосы и борода завивались кольцами.
— Сестра Тринита из квартала святого Гольмунда, — сказал младший. Это был вопрос и утверждение.
Бегинка кивнула. И проговорила:
— Ансельм Орнат. Гарен Сегирт. Присциан-астролог. И Рыжий Вальтер. Просвещенный представитель старой знати, придворный, ученый и капитан наемников. Да, еще посланница духовенства. Недостает купцов и банкиров.
— И откуда вы всех нас знаете? — лениво полюбопытствовал белокурый. — От матери Изенгарды?
— Ни в коей мере. Просто я не затворница. И не слепая. Ходишь, знаете ли, смотришь…
— Она признается, что шпионка наместника! — рявкнул рыжий.
— Но в таком случае я не выйду отсюда, верно?
— Не горячитесь, друг мой, — сказал Ансельм Орнат.
— К тому же мать Изенгарда поручилась за нее, — вставил Присциан.
— Да? — сказала сестра Тринита. — А вот я бы за себя не поручилась…
Ей было скучно. Хотелось оказаться в другом месте, скажем, дома, in angello cum libello, и оттого она вела себя вызывающе, что вовсе не было ей свойственно.
— Касательно отношений с наместником? — вкрадчиво спросил Гарен Сегирт.
— Касательно цели моего прихода.
Собравшиеся переглянулись. Присциан осведомился:
— А что вам известно о цели вашего прихода?
— Предположим, ничего. Но это, — она указала на стол, — свидетельствует за себя.
На столе занимали место хрустальный шар, ярко начищенная медная лампа, прозрачная чаша с водой и толстая книга.
— И вы скептически относитесь к моим приготовлениям?
— Не к ним. Но в опытах вроде того, к которому вы собираетесь прибегнуть, используются либо маленькие дети, либо юные девушки. Я, как все могут видеть, ни к тем, ни к другим уже не принадлежу.
— Не суть важно! — запальчиво возразил Присциан. — Действительно, ясновидение может проявиться при воздействии мага на незамутненную душу отрока или отроковицы. Но и когда субъект от природы является обладателем определенного дара… Сегодня также подходящий день, и, хотя шесть — не очень счастливое число…
