Александр Зорич - Люби и властвуй
Он помахал ковыляющему Эгину рукой и как ни в чем не бывало отправился по своим делам. Казалось, на борту «Голубого Лосося» он чувствовал себя так же вольготно, как в своем столичном доме. С чего бы это? Неужто гнорр помягчел и объявил всеобщее помилование, зачислив в герои всех, кто участвовал в обороне Хоц-Дзанга на стороне смегов? А где же в таком случае Знахарь, Самеллан и Дотанагела?
Слегка оторопевший Эгин поприветствовал Илана-фа с некоторым запозданием. В спину. Искушение послать матроса куда подальше и перекинуться с Ила-нафом парою слов было очень велико. Если бы не Лагха Коалара, который ждал его, сидя в резном кресле, в десяти шагах от лестницы, Эгин наверняка так и сделал бы.
Какое уж тут «послать»! Эгин проводил взглядом Иланафа и решительным шагом направился к гнорру, который глядел на него ― а может, и не на него, а сквозь него ― остекленевшим, отвердевшим взглядом человека, с головой погруженного в раздумья.
Алустральский веер с ручкой в, виде грациозной лебединой шеи, которым, не довольствуясь морским ветром, пробавлялся гнорр, распластанной летучей мышью или гигантской бабочкой лежал у него на коленях.
– Приветствую вас, милостивый гиазир, ― сказал Эгин с поклоном.
Наверное, для обращения к гнорру существуют специальные формулы вежливости. Но ведь он, Эгин, окончил свою службу в Своде в должности простого рах-саванна, а стало быть, в силу исключительной невозможности аудиенций у гнорра этим формулам его никто не обучал. Да их, наверное, и аррумы тоже толком не знают. «Вот Норо оке Шин, например, знает?» ― подумал Эгин, припоминая своего начальника и его железный приказ отыскать Пятое сочленение. «Ха-ха, а четыре предыдущих вам не мясо, аррум? Ну так спросите их с гнорра», ― ехидно хихикнул внутренний голос Эгина, которому, в целом, было совсем не до смеха.
Конопатый матрос почел за лучшее испариться. Гнорр поднял лицо навстречу Эгину, и пронизывающий насквозь взгляд его серых глаз заставил Эгина поежиться. Что-то странное привиделось Эгину в облике гнорра. Что-то новое. Некий тлетворный дух, казалось, исходил теперь от одежд гнорра, сменив собой запах драгоценной амиды. На палубе было довольно-таки прохладно, но со лба Лагхи градом катился пот, струйками стекая по его стройной сильной шее за шиворот. Лагха поднял веер и сделал два довольно вялых взмаха. Он что, болен?
– У меня нет времени вести с вами душеспасительные беседы, Эгин, но кое-какие новости вам придется узнать. Хоть бы и последним на этом проклятом корабле. Буду краток. В Варане новый князь. Хорт оке Тамай. По вполне понятным причинам я теперь такой же мятежник, как, например, Дотанагела, Знахарь и Самеллан. Я не собираюсь уступать свое место гнорра тому самозванцу, который сидит сейчас в Пиннарине. Партия еще не сыграна, и я предлагаю вам, Эгин, играть ее на нашей стороне. Вы, Эгин, виновны перед старым Сводом. Но старый Свод остался в Пиннарине. Там вы заслужили ни много ни мало, а Жерло Серебряной Чистоты. Но перед тем Сводом, который плывет сейчас на Перевернутую Лилию, плывет вместе со мной, вы чисты. Пока что чисты… Поэтому либо вы сейчас же отправляетесь кормить крабов, либо…
– Либо? ― не выдержал Эгин.
– Либо отправляетесь к арруму Опоры Безгласых Тварей гиазиру Альсиму для получения дальнейших распоряжений, ― с усилием закончил Лагха.
– Благодарю вас, гнорр, ― растерянный, обрадованный и испуганный Эгин остановился в трех шагах от Лагхи.
Целуют ли гноррам руку после первой аудиенции? Или перстень? Или носок туфли? Или вообще никаких телесных контактов не допускается? Или это с Сиятельным князем не допускается?
Гнорр, догадавшись о его замешательстве, протянул вперед левую руку. Эгин, превозмогая боль в спине, склонился перед резным креслом и одними губами приложился к поразительно белой, поразительно длинно-палой мужской, но по-женски холеной руке Лагхи. О Шилол! Его обдало жаром, словно бы он поцеловал клинок, только что вынутый из горнила.
– Благодарю, гнорр! ― еще раз повторил Эгин, но Лагха уже не слушал его, а лишь презрительно или, быть может, устало махнул веером от себя. «Убирайся» ― вот что значил этот жест на алустральском наречии перьевых вееров.
– А-а, явился не запылился! ― густой бас Альсима приветствовал Эгина из сумрака каюты. ― Это ты тот самый калека рах-саванн, который будет чистить мое платье и играть со мной в кости?
– Я… ― растерянно протянул Эгин. ― И пить гор-тело тоже, ― добавил он, дивясь собственной наглости. Впрочем, Эгин уже успел признать в Альсиме того самого аррума, который оприходовал серьги Овель, и полагал, что они тем самым уже немного знакомы между собой.
– Тогда начнем с гортело, ― подытожил Альсим и предложил Эгину место за низким столиком, на котором стояли необъятное блюдо с тушеными овощами и кувшин гортело.
Эгин рассчитывал пробыть у Альсима не более часа. Какие, собственно, могут быть распоряжения у сухопутных аррумов, находящихся в открытом море вдали от берегов и дел? Но судьба распорядилась иначе. Эгин выбрался из каюты своего нового начальника лишь на следующее утро, да и то чтобы распорядиться о завтраке.
Моральное разложение офицеров было самым страшным из бесплотных призраков, с которыми Своду приходилось бороться неустанно. И, как казалось Эгину до сих пор, довольно успешно. Эгин был уверен, что подавляющее большинство офицеров Свода ― особенно старших! ― свято соблюдали Уложения Жезла и Браслета. Ничего подобного.
Опустошив два кувшина гортело, Альсим, тучный, —жизнелюбивый и довольно симпатичный, спросил у Эгина: «Обращался ли ты, дружок, хоть раз?» Эгин, для порядка поколебавшись, честно ответил ему, что да, бывало. И тогда Альсим поведал Эгину пару-тройку историй, от которых у Эгина волосы встали дыбом. О да, обращался и Альсим, причем никакой тайны из этого не делал. Послушать Альсима, так можно даже подумать, что не только здание Свода с голубым куполом осталось в Пиннарине, но и вся Опора Благонравия вместе с Опорой Единства тоже.
За игрой в кости, беспробудным пьянством и болтовней прошел первый день службы под новым начальством. Между делом Альсим рассказал Эгину подробности прибытия в бухту Пиннарина, в красках расписал памятную речь Лагхи в капитанском зале, попотчевал своего нового денщика свежими сплетнями и авторитетными мнениями коллег из родной Опоры Безгласых Тварей.
К следующему утру Эгин уже знал все, что можно было узнать, не проведи он предыдущие дни в тесном гробу на последней, трюмной, палубе. Чтобы как-то оправдать доверие Альсима, в котором Эгин отчего-то не сомневался, он, замалчивая и обходя кое-какие чересчур пикантные подробности, рассказал арруму основную канву своих странствий от Пиннарина до Хоц-Дзанга. «Зерцало Огня», мятежники. Говорящие…
