Светлана Борисова - Эльфийский подарок
И в самом деле, если она, Аталиса, ему не безразлична, тогда зачем заставлять её носить те же платья, что надевала его бывшая невеста? Зачем требовать, чтобы за столом подавали именно те блюда и напитки, что нравились ей? Зачем водить её по любимым местам Атуэль и учить тем же играм, которые предпочитала она? Зачем вспоминать события, которые они пережили вместе и которые к ней, Аталисе, не имеют никакого отношения?
Выведенная из себя присутствием незримой соперницы девушка не замечала, что Лесной король скрытно наблюдает за ней. Откуда ей было знать, что все эти манипуляции преследуют определённую цель – вытащить на свет настоящую Аталису. Не признаваясь в этом самому себе, он скучал по той весёлой безалаберной девчонке, какой она была раньше. Но, к его великому огорчению, она стоически сносила удары по самолюбию, и с умением истинной эльфийки пряталась за непробиваемым щитом притворства.
С любезной миной на лице девушка благодарила его за преподнесённый наряд, хотя по доброй воле никогда бы не надела то, что носила Атуэль. За совместным обедом хвалила её любимые блюда, которые терпеть не могла. Терпеливо учила игры, в которые играла она, хотя считала это дурацким времяпрепровождением. Во время прогулки со снисходительной улыбкой поглядывала на их общие с Атуэль памятные места, в душе жалея, что её уже нельзя придушить.
Вроде бы её спутник должен был радоваться, – ведь она прикладывала столько усилий, чтобы ему было легче примириться с потерей. Но нет, отчего-то он всё больше мрачнел и бросал на неё косые взгляды.
Лесной король действительно злился, подозревая, что притворщица надсмехается над ним. Но когда его одолевало нестерпимое желание дать пощёчину этой манерной кукле, в которой он больше не видел ни Атуэль, ни Аталису, девушка поворачивала к нему изящную головку и удивлённо распахивала глаза. «Раэтиэль! Скажи, наконец, что тебя беспокоит!» – восклицала она и, оставив притворство, с искренней тревогой вглядывалась в его лицо. В этот момент она так походила на его прежнюю Атуэль, что гнев Лесного короля сразу же иссякал.
«Прости, моя хорошая! Кажется, я задумался и упустил нить разговора», – отвечал он и с покаянной улыбкой вглядывался в любимое лицо. Занятый своими переживаниями, теперь уже он не замечал, что девушка с трудом удерживается от желания закричать, что она Аталиса и в ней бесполезно искать Атуэль.
Эн-Огран, присматривающий за парочкой через магическое око, хмурился и ругал Лесного короля за слепоту. Обеспокоенный судьбой девушки, он всё чаще задумывался, как ему надавить на эльфийского владыку, чтобы он заставил сына освободить его внучку. Ваэль не собирался принуждать её выходить замуж за кого-то другого, для этого она была ему слишком дорога. Просто он хотел, чтобы у неё тоже была свобода выбора. Если она действительно любит Лесного короля, значит, так тому и быть; тогда он не будет вмешиваться в их отношения.
Аталиса, которой от собственной фальши уже сводило скулы, тоже мечтала о свободе. Скованная чуждыми ей традициями, она чувствовала себя, как вольная птица в клетке. Единственно чего она хотела это вернуться в реальный мир – к своей прежней жизни, которая на фоне эльфийских сложностей уже казалась ей спокойной и беззаботной. Если бы не эн-Огран, к которому девушка привязалась всей душой, она попыталась бы бежать, хотя знала, что это бесполезное занятие и кроме неприятностей, ничего ей не принесёт. Если бы каким-то чудом она ускользнула от охраны, которая стерегла её днём и ночью, Лесной король всё равно заставил бы её вернуться. От эльфийского рабства было невозможно избавиться против воли хозяина. Пожелай он, и беглянка, как провинившаяся собачонка, приползёт к нему на брюхе и для полноты картины оближет ему руку, когда он от души надаёт ей тумаков.
И всё же Аталиса понемногу осваивалась в чуждом ей мире, чему немало способствовали эн-Огран, Лесной король и Селина. Однажды проникнувшись сочувствием к смертной девчонке, угодившей в сложный переплёт, маленькая фея и дальше, как могла, заботилась о ней.
С эльфийским владыкой Аталиса встречалась редко, как правило, в гостях у эн-Ограна, но уже успела попасть под его обаяние. Оберон был неотразим, когда брал на себя труд кого-нибудь очаровать, и она поняла, что Раэтиэлю в этом плане ещё далеко до отца.
Дворцовые слуги тоже очень хорошо относились к девушке, хотя она не делала попыток завоевать их сердца. С ними она была сама собой, не видя в этом ничего особенного, и они платили ей той же монетой, то есть душевным теплом и отзывчивостью.
Единственно, с кем не удавалось поладить Аталисе это со знатью (даже с теми, кто принадлежал к семейству Огранов) и с королевой. При случайных встречах Титания окидывала её долгим взглядом и недовольно поджимала губы. Как водится, свита зеркально отражала настроение своей повелительницы и девушка в ответ на многочисленные осуждающие взгляды надменно вздёргивала подбородок, а затем спохватывалась и склонялась в поклоне, – правда, недостаточно низком, что воспринималось как ещё одна дерзость с её стороны.
Титании надоела эта тихая война, и она перешла в наступление. Впервые после перерождения Аталисы она вызвала её к себе, но не тут-то было. Под разными предлогами девушка отказывалась к ней идти. Тогда фрейлины королевы перехватили её по дороге к эн-Ограну. На этот раз она действительно была занята и спешила на занятия по магии, но ей поневоле пришлось следовать за своими конвоирами, тем более что среди них была Селина. Выбрав момент, фея села девушке на плечо и шепнула, чтобы она не привередничала, поскольку королева сердится, и она рискует заработать себе кучу неприятностей.
На подходе к покоям Титании Аталиса замедлила шаги и остановилась у знакомой двери, которая вела в убогую каморку. Здесь она ютилась девять месяцев, пока не пришло время родов и смерти. Охваченная щемящей грустью девушка протянула руку, собираясь толкнуть дверь и войти туда, где было проведено столько одиноких долгих дней, в муках и в беспросветном отчаянии, но так и не решилась. Она знала, что какая-то часть её души умерла, вместе с той, прежней Аталисой, и она не захотела тревожить этот печальный призрак.
Охваченная чувством безвозвратной потери девушка резко развернулась и шагнула в услужливо распахнутые двери, ведущие в покои королевы. При виде своих бывших наставниц, выстроившихся у кресла Титании, она впала в панику, но внешне ничем не выдала себя. В эльфийском облике притворство давалось ей необычайно легко.
С холодным выражением на лице она поклонилась королеве и с вызовом заглянула в её зелёные глаза, светящиеся торжеством.
