Мастер Чэнь - Любимая мартышка дома Тан
Если бы подо мной была Мышка, она позволила бы мне ехать вперёд всю ночь. Но Варз был знаком со мной не столь долго, чтобы простить мне голод, жажду и прочие надругательства.
Справа от дороги я увидел подсвеченные изнутри жёлтым дрожащим светом квадратные сельские дворы. Деревня означала воду, хотя не обязательно еду, и уж совсем не обязательно – хорошую еду.
Но мне повезло. Когда ночь стала совсем непроглядной, я уже сидел на пригорочке, под невидимой кроной высокого тополя, мой утоливший жажду конь мирно вздыхал неподалёку, разыскивая лучшие кустики травы, а у меня между колен стоял кувшин с подозрительным напитком, напоминавшим смесь пива с водой. На коленях же лежали две горячие кунжутные лепёшки.
– Свежие, только-только поджарены, – бурчала старуха у закопчённой жаровни, отказавшаяся взять мои жалкие монеты. – Все мои дневные лепёшки купил красавец в шелках, а какой у него был конь – ни я, ни мои дети такого больше не увидят. Крылатый, наверное. Пешком этот конь не ходит, только бегом. Носится этот красавец на нём, как безумный. Взял все мои лепёшки, унёс к дороге. А ещё раньше вон там, – она показала рукой на чёрный восток, – был бой. Сначала страшно кричали солдаты, потом женщины, потом стало тихо. Красавец после этого спустился сюда и унёс лепёшки. Считай, что он заплатил за тебя тоже. Цену деньгам не знает совсем. Да и то сказать, нужны ли нам сейчас эти деньги? Скажи, офицер, что нам делать – приходят тяжёлые времена? Варвары приходят?
– Что делать? – оторвался я от своих размышлений по поводу того, кто же был этим красавцем в шелках. – Поставить мальчишек сторожить дорогу. Увидят солдат, любых солдат, – пусть бьют в гонги и сами быстро убегают. Услышав гонги, пусть вся деревня, особенно молодые женщины, скрываются в таких местах, к которым кони не пройдут. Эти ваши поля вполне годятся. Зерно заранее заройте в землю, землю разровняйте.
– Ай-и-и,– с уважением сказала старуха.– Видно, что не первый день на войне. Ну, что будет, то и будет. А кувшин оставь под деревом, я утром подберу…
– Какой из себя был этот красавец? – поинтересовался я. – Наш, военный?
– Нет, на вид – разве что бывший военный. Не старый. Глаза будто смеются. Непоседливый такой.
Бородка совсем короткая. Но конь, какой конь… Будто крылья ему кто-то приделал.
«Крылатый конь», «глаза будто смеются»: лучшего описания премьер-министра имперского правительства дать было невозможно. Значит, Ян Гочжун, всё семейство Ян, да и сам император, совсем недавно были ещё живы и на свободе. Все неприятности с ними должны произойти, конечно, на станции. Сразу? Нет, заговорщикам ещё требуется посовещаться напоследок, осмотреться, а гвардейцам – хоть немного отдохнуть. Продержись немножко, мартышка, у нас ещё есть шанс.
Что ж, вот теперь мне можно, да просто нужно было отдохнуть. И сделать самое главное, без чего дальше двигаться было нельзя, – подумать: что, собственно, произошло и что должно было произойти дальше.
Итак, уважаемый господин Ду, как выяснилось, буквально жил в ставке Ань Лушаня, ныне самозваного главы династии Янь.
И это давало ответ на простой вопрос: откуда «партия некромантов» во дворце знала, что именно этим утром по столице пронесётся маленький отряд мятежников и дворец обстреляют зажигательными стрелами? Да просто господин Чжоу передал Ань Лу-шаню через «моего представителя» господина Ду просьбу сделать именно это.
Всего-то надо было – напугать до смерти обитателей императорского дворца. Именно напугать: потому что другого смысла в этой кавалерийской вылазке не было, жалкая горстка кавалерии Дамингун штурмовать явно не могла. И совершенно ясно, что наследник с товарищами знали об этой военной демонстрации заранее, потому что действовали с удивительной чёткостью, держа наготове экипажи и проверенный отряд гвардии для мгновенного бегства на запад. Во главе, естественно, именно со славным генералом Яо, а не с кем-то другим из целого полчища дворцовых генералов без армий.
Результат: семейство Ян, ненавидимое и мятежным полководцем, и партией наследника, оказывается попросту похищенным заговорщиками – вместе с засидевшимся на троне императором. Сколько у бедняг времени? Немного. И долго сидеть тут, под деревом, мне не следует.
И всё же – сколько? Ну, например, если можно доверять словам дворцовой уборщицы (а почему бы и нет?), из дворца предстоящим утром ожидается торжественный выезд всех прочих заговорщиков во главе с госпожой Чжан, которой надо догнать своего драгоценного плешивого супруга. Она будет торопиться. Мятежники всей своей силой не войдут в беззащитную столицу ещё день-два, но это не так уж и много. Если госпожа Чжан будет нестись вскачь (а, насколько я о ней слышал, на это она была вполне способна), то к вечеру завтрашнего дня она окажется в той же Мавэй. Значит ли это, что к тому моменту плешивый принц должен уже стать императором? Возможно. Вполне возможно. Значит, мне надо успеть на станцию к рассвету или около того.
Но это не все. Итак, ещё раз: господин Ду передал мятежнику просьбу господина Чжоу и его друзей из партии наследника хорошенько напугать нынешних властителей империи, ускорив тем самым их ликвидацию. Но зачем тогда отряду ветеранов Ань Лушаня было жечь и убивать все живое в ведомстве самого же господина Чжоу? А заодно и в моём, так сказать, ведомстве – и ещё в доме?
А по той простой причине, что письмо моё, отданное карлику, всё же достигло в последний момент адресата. И самозваный основатель императорского дома Янь все понял и окончательно озверел. Он оставил в силе план подтолкнуть к гибели ненавистных ему премьер-министра и прочих Янов с моей прекрасной возлюбленной во главе, а заодно и императора, – почему же нет, прекрасная просьба. Но при этом послал тем, кто толкал его к гибели, тем, кто играл им, как куклой, целый год, – Чжоу и мне – последний и окончательный привет: стрелы и огонь.
И сделал это очень умело. Уцелел только господин Ду, успевший вовремя скрыться и даже вернуться в столицу. Но спасти Чжоу он уже не успел.
Стоп, но в этой круговерти заговоров и контрзаговоров мы забыли одну пустяковую вещь. Железный хребет империи надломлен и не срастётся ещё много лет, моя страна может теперь жить спокойно – но как насчёт скромных дипломатических усилий дома Маниаха по части новых отношений империи с создателями Круглого города? Кто теперь будет подписывать договоры со славными членами дома Аббасидов и с уйгурами? Плешивый Хэн?
А успел ли вообще Чжоу рассказать кому-либо – не только императору, но и «своим», – что есть такие договоры, которые обрекают Ань Лушаня на гибель, а имперцам несут победу?
