Ольга Ружникова - Побеждённые (Дочь Лорда)
По дороге юноша успел пожалеть о слишком поспешном решении. Причем дождь и мокрый снег вкупе с пронизывающим ветром сыграли в этом не последнюю роль.
Леону мерещится опасность, как сказала бы любимая…
И уже не проходящая боль сжала сердце. Полина…
Нет, лучше уж думать о матушке — не к ночи будь помянута!
Карлотта отрезана от всех событий и новостей. Заперта в старой, сырой обители, где не живут, а гниют заживо. «Сестре Валентине» не может быть известно ничего!
Думать так в высшей степени разумно… Но против воли вспоминается, как в детстве она всегда знала, что и когда ее сын натворил. Даже если сам Леон был полностью уверен: ни одна живая душа его за этим не видела.
Неважно. Мама всё равно узнает. Узнает всё!
Карлотта Таррент — в монастыре. Ее бывший титул принадлежит теперь другой женщине — куда более его достойной. И леонардиты «сестре Валентине» — не союзники, а тюремщики!
Леон давно вырос. Пора избавиться от старого, никак не проходящего — и совершенно беспричинного! — страха!
Ветер крепчает, расстояние в пятнадцать миль кажется втрое длиннее.
И в сотый раз жаль, что не взял карету! Верхом хорошо скакать лишь в теплую погоду. Да и положение обязывает…
Это Ирия могла носиться сломя голову — хоть зимой, хоть летом. Никакой эскорт за ней не поспевал! Ну и доскакалась до репутации вздорной, неуправляемой девицы. Женихи бегут при одном упоминании!
Да с чего Леон вообще взял, что матери что-то известно? Из каких источников? Домовые нашептали? Или… Ирия?
Нет. Знай сестрица правду — бросила бы брату в лицо. Или тем, кто увозил. Умом и сдержанностью средненькая никогда не отличалась.
С Эйдой молодой лорд тоже не откровенничал. Он даже провожать ее не вышел. Доверил Полине — и правильно сделал.
А как еще поступают с сумасшедшими? Эйда и без того — второй год как не в себе. Но эта ее последняя бредовая фантазия…
Если еще фантазия!
А вот если глупая сестрица не сочинила то, что у нее хватило наглости и безумия произнести! Если хоть на миг предположить…
Тогда она — не сумасшедшая, а подлая предательница родного брата и главы семьи. И тогда подобную дрянь следовало убить!
Так что всего лишь отправить ее молиться Творцу в не самый плохой монастырь Эвитана — это еще верх милосердия. Другой бы на месте Леона…
Нет уж — сестер, кроме Иден и Кати, у него больше нет. И слава Творцу!
Знай Эйда об Ирии — тоже обвинила бы брата в открытую. Покрывшая позором имя семьи курица — еще глупее этой истерички!
Да и с матерью Эйда никогда не была дружна. Точнее — мать с ней. Карлотта Таррент всегда сама выбирала, кого из детей приблизить…
Ну, конечно же! Как Леон сразу не догадался? Мать ничего не знает о подробностях смерти отца. Ну, кроме того, что известно всем. А «сестра» означало не Ирию, а Эйду! Карлотта же не сказала «покойной сестры»…
Скорее всего, Эйда заболела. Там же сейчас холод и сырость. Вот мать и хочет уговорить Леона забрать оттуда эту сумасшедшую предательницу…
А «отец» здесь при чём? Как это при чём — мать хочет попросить забрать из аббатства Эйду ради памяти отца!
Червячок сомнения в душе продолжает шевелиться. Но вяло и по-зимнему сонно.
И Леон повеселел. Плотнее закутался в подбитый куньим мехом плащ и пришпорил возмущенно заржавшего коня, вынуждая и эскорт ускорить темп.
Скоро они будут в монастыре! И какого бы очередного поста не придерживались молельщицы — уж лорда своих земель сносно накормить и угостить горячим вином обязаны.
3— Итак, матушка, — Леон отодвинул тарелку и кубок, откидываясь на спинку не самого лучшего в подлунном мире кресла, — говорите, у меня мало времени.
Горячая еда и вино вернули хорошее настроение. Теперь побыстрее бы выслушать всё, что собирается сообщить мать! И наконец вернуться назад в замок — где и стены помогают. Потому как свои комнаты Леон теперь заставил слуг протапливать, как следует. А в этом каменном склепе и мыши мерзнут!
Сестра Валентина, бывшая Карлотта Таррент, всё это время молча сидела на жесткой скамье напротив. С равнодушием ледяной статуи ожидала, пока сын утолит голод и жажду.
А вот теперь — словно только что заметила его присутствие. И медленно подняла взгляд.
Два изумрудно-ледяных кинжала прикололи юношу к креслу. Как ученый из Академии — беспомощную бабочку!
Когда-то Леону казалось — мать умеет читать мысли. Привычно вздрогнув — как в детстве! — юноша попытался выдержать пронзительно-колющий взгляд… И почти сразу отвел глаза, невольно поежившись.
Мать в сером платье и куколе — бледная, с желчно исхудавшим лицом — напоминает призрак самой себя. Злобный, не прощающий, ненавидящий весь подлунный мир призрак!
— Рада, сын мой, что ты еще готов меня услышать.
От выстуженной, как эти стены, насмешливой злобы в ее голосе зазнобило сильнее. Как же они похожи — Ирия и мать!
Леон вновь разозлился — да кого он боится? Государственную преступницу, заговорщицу, предательницу собственной семьи? Настоящую предательницу — не как глупая курица Эйда!
— Матушка, повторюсь: у меня мало времени.
— А я не отниму его у тебя слишком много, сынок. Когда ты собираешься послать королю прошение о моём освобождении?
Юноша и не думал этого делать. Но под змеино-сверлящим взглядом родимой маменьки чуть не солгал.
А почему бы и нет? Наврать ей с три короба. И больше ни под каким предлогом здесь не появляться! А сама насильно заключенная в аббатство монахиня никогда не пошлет королю никакого прошения. Кто станет его отправлять?
Конечно, у Карлотты есть еще один близкий родственник. Брат. Барон Ив Кридель.
Но до сих пор он освободить сестру не пытался. Так с какой стати вздумает теперь? Может, дядя — достаточно порядочен, чтобы понимать: некоторые люди свободы недостойны?
Мать криво усмехнулась, вновь заставив сына вздрогнуть. Как же холодно в этих древних стенах! И под взглядом Карлотты. Еще полчаса здесь — и Леон свалится с воспалением легких…
— Ты вообще не собираешься этого делать. Ну что ж, сынок, мне очень жаль. Мне правда будет жаль не попасть на столь захватывающее зрелище, как твоя голова, покатившаяся с эшафота.
Если б Карлотта сейчас плюнула — Леон точно шарахнулся бы в сторону! Чтобы не умереть от яда.
— Вы сошли с ума?! — он надеялся, что в голосе звучит зимний лед. А не визг.
— А как сам считаешь, что положено за убийство родного отца? — ехидно рассмеялась бесчеловечная мать.
— Отца убила Ирия! А она — уже умерла!
— Сынок, матери-то не ври, — понизила голос Карлотта. Как в детстве — поймав на очередной шалости или промахе, недостойном наследника титула. Промахе, за который обязательно грядет неотвратимое наказание! — Если хочешь обвинить сестру — пожалуйста. Но Ирия за час до смерти призналась на исповеди, что убить отца вы сговорились вдвоем. Братец отвлекал мачеху, а сестричка убивала папу! — Мать вновь рассмеялась, на сей раз — сухо и зло.
