Екатерина Казакова - Пленники Раздора
— Без сторонней помощи она бы не утекла, — повторил задумчиво оборотень.
Зван развел руками:
— Почему? У неё острый нюх, да и баба она, как я успел заметить, своенравная. Кто знает, чего ей в голову взбрело?
Серый промолчал. Говорить Звану о том, что Мара ушла не одна, а с едва живым Охотником, которого вожак волков прятал здесь же — в одной из пещер — значило потерять в кровососе пусть и худого, но единомышленника и обрести врага. Разве позволит вожак после таких откровений оставаться волкам и дальше в Переходах? Нет.
— Вернётся. Куда она денется, — успокоил тем временем Зван собеседника. — Как ей без Стаи?
Тот в ответ мрачно кивнул.
— Я о другом с тобой поговорить хотел, — оживился вдруг вождь кровососов. — Едва не позабыл из‑за этой девки беспутной. Тут ведь вот какое дело… Один из ребят моих, когда на охоту ходил, на обоз наткнулся. Ну и затаился в кустах послушать, значит, о чём люди промеж собой треплются. Говорит, болтали, будто в конце четвертой седмицы зеленника из Цитадели через Щьерку, мимо Серой речки, пойдут купцы в сторону Больших Осетищ. Повезут добро для ярморочного торга. Народу много поедет. А с ними — трое ратоборцев.
Зван посмотрел со значением.
— Ты сам знаешь, Цитадель затаилась. Хранители ведают, почему они такими осторожными сделались, но нынче охотиться всё сложнее. А тут — обоз. Ткани, снедь, шерсть, утварь…
Оборотень задумался.
— Трое ратоборцев?
Зван кивнул и пояснил:
— Против троих мы не выдюжим. Но ежели объединиться?
Волколак на мгновение замер, словно прикидывая в уме все выгоды и убытки, которые сулило это предложение.
— Что за места там, знаешь? Ежели нападать, так наверняка — чтоб и добычу не упустить и со смертью разминуться.
И снова Зван кивнул, взялся с жаром объяснять:
— Вот тут, — он положил на стол застиранный рушник, изогнув его, чтобы изобразить дорогу, — на полпути до Осетищ есть старая гать. Перед ней, — возле рушника утвердилась кособокая глиняная миска, — всегда становятся на отдых. С одной стороны в этом месте — топь, с другой — лес…
— Надо сходить, поглядеть. Там уже и думать, — сказал Серый, а потом всё‑таки спросил ещё раз: — Зван, ты уверен, что никто из твоей стаи не помогал моей волчице?
Кровосос нахмурился:
— Ты уж прости меня, Серый, за прямоту, но после того, чего твои прибылые у Горячего Ключа учинили, не сыщешь тут охотников волкам помогать. Поверь.
Вожак оборотней хмыкнул. Однако по колючему взгляду было не понять — поверил или нет.
— Я подумаю о том, что ты сказал.
— Ежели пойдёшь места тамошние глядеть, с собой позови, — ответил Зван. — Я бы тоже наведался. Дело‑то, если выгорит, окажется прибыльным.
Волколак кивнул и ушел.
* * *Из Тихих Брод обережники собирались выехать через пару дней. Лют извёлся в ожидании дороги. О том, чтобы дать оборотню перекинуться и отпустить его на вольные хлеба здесь — не могло быть и речи.
— Тут рысиное царство, — втолковывала ему Лесана. — Понимаешь?
В ответ на эти более чем разумные слова волколак только мученически вздыхал.
Нрав у него от скуки и ожидания резко испортился, сделался куда более ядовитым и желчным. Впрочем, Лесана уже привыкла к таким резким переменам, и теперь они её не смущали, не повергали в уныние и досаду. Знала — угомонится. Куда больше беспокоил обережницу Тамир. Иногда он будто становился прежним, но другой раз глядел задумчиво, и Лесане хотелось спрятаться — таким тяжёлым и чужим делался его взгляд.
— Ты ведь подновляешь резу? — спросила однажды девушка. — Я вижу, каждый день подновляешь. Тогда почему… так…
Она не могла подобрать слов.
Колдун ответил:
— Ивор силен и очень стар. Я перед ним — щенок. Он пытается власть над телом взять.
Девушка покачала головой:
— Ты говорил, он обережником был. И помнит всё. Почему же тогда?
— Был, — с нажимом сказал Тамир. — Именно, что был. А теперь он — навь. Душа обезумевшая. Поэтому ты его с другими Осенёнными не равняй. И не жди разума. Я вот ошибся тот раз, теперь расплачиваюсь. Но ты‑то поумнее будь.
Обережница задумалась. Некоторое время молчала, а потом спросила:
— Чего он хочет? Ты знаешь?
— Известно чего, — удивился собеседник. — Смерти. Отпущения. Только я ему этого всего дать не могу. Моё дело — силу его запереть.
Лесана потерла виски и глухо спросила:
— А выдюжишь? У тебя, вон, затмения какие. То одно не помнишь, то другое. Я иной раз не понимаю, с кем путь держу — с тобой или чужаком каким.
Колдун грустно улыбнулся:
— Я и сам не понимаю, я — это я или чужой кто. Пока реза его держит, ничего он не сделает. Иной раз если и отодвинет меня, так ненадолго, ибо Силы своей лишён. Потому таиться будет. А выдержу или нет… выдержу. Умереть не умру. И свободы ему не дам.
Девушка помолчала и сказала:
— Ты ничего о том не знаешь. Вот, положим, вытащит из тебя Донатос эту навь. Упокоит. И что? Ты в разум войдешь? В силу?
Тамир улыбнулся, будто потешаясь сам над собой:
— Не знаю.
Он сомневался. Причем не в том, что войдет в разум. А в том, что вообще после упокоения Ивора останется жив. Но Лесану пугать этим не хотел. В конце концов, она прекрасно могла обойтись без такого тоскливого знания, а Тамир был одинаково готов к любому исходу.
Хлопнула дверь. В избу вошел один из сторожевиков — ратоборец по имени Щёр. Был он приземист, широкоплеч и космат, а нарву резкого, громогласного.
— Лесана! — зычно позвал мужчина и зачерпнул из ведра, стоящего слева от входа, ковш воды. — Там с торжища мужик с козой пришёл. Просит довезти его до Шумеры. Это весь малая в пяти верстах. Сюда‑то он с оказией добрался, а обратно — боязно, после рысей. Ты…
Ратоборец на миг прервался, жадно припал к ковшику, сделал несколько больших долгих глотков, шумно выдохнул, отер бороду и закончил:
— …доведи его. Всё одно — без дела маешься. А мне нынче обоз до Гари провожать. Да своего, что ли возьми, выгуляй, — вой кивнул на Люта, который на печи самозабвенно предавался унынию и скуке. — Небось, уже все бока отлежал или спекся, как колобок.
В ответ на это оборотень сквозь зевок и сладкую негу изрек:
— Лучше пот на морде, чем иней на… — он запнулся и закончил, по всей видимости, совсем не так, как собирался: — на хвосте.
