Ольга Денисова - Вечный колокол
Впрочем, не надо было видеть и слышать, Млад отлично знал, кто и зачем держит его здесь. И звук, с которым тяжелый меч рассекает воздух, не удивил его, но, пожалуй, напугал. Шрам на груди вспыхнул острой болью — воспоминанием о мучительных перевязках, неподвижности и беспомощности.
Туман клочьями разлетелся в стороны, рассеченный огненным мечом, гордое и жесткое лицо Михаила Архангела появилось перед глазами. Млад чувствовал себя мухой перед пауком, он не мог шевельнуться, не мог даже прикрыться руками, как в прошлый раз. Его убьют здесь, а Родомила — там, у костра… Огненный дух в красно-оранжевом плаще занес меч: лицо его оставалось серьезным и бесстрастным. Он делал свое дело, он не знал ни благородства, ни сострадания, ни презрения к слабости жертвы. Словно палач, за которого все решено. Не хищник даже, потому что хищник убивает, чтобы жить. Что же это за бог, которому он служит?
Утробный вой разъяренного дикого кота разметал туман в стороны: прародитель рода Рыси вынырнул из ниоткуда — он был страшен. Пятнистая шкура дыбилась на загривке, желтые глаза превратились в щелки, уши плотно прижались к голове. Молниеносный прыжок хищного зверя — и огненный меч выпал из рук Михаила Архангела, утопая в тумане.
Млад отшагнул назад — путы, связывающие его, рассеялись. Два духа сплелись в клубок, и белый туман разлетался в стороны, словно поднятая с земли пыль вокруг драки. Нечего было и думать о том, чтоб прийти на помощь прародителю — Млад чувствовал себя жалким и беспомощным, осознавая свою смертность — свою уязвимость. Огненный дух сражался молча и сосредоточенно, словно и в драке хранил гордость и отстраненность от происходящего, человек-кошка рычал и завывал, и крики его сами по себе служили оружием. Млад чувствовал, как на его спине пятнистая шкура дыбится сама собой: звериные инстинкты, зарытые глубоко под человеческой сущностью, просыпались и разворачивали плечи. Ему показалось, что на руках его когти вместо ногтей, и острые уши бархатными кисточками прижимаются к затылку…
— Прыгай! — крикнул Рысь, — прыгай вниз, потомок! Не жди! Ты упадешь!
Здравый смысл пересилил звериный порыв, и Млад плавно скользнул вниз — словно с ледяной горы. Только злоба хищника никуда не исчезла — шерсть дыбилась на загривке, и глаза метали молнии по сторонам.
Он спрыгнул в снег, лишь немного ушибив ноги — словно ледяная горка, по которой он катился, закончилась крутым откосом.
Пламя дрожало у самой земли — Родомил разметал костер широким полукругом, создав преграду между нападавшими и Младом, но высоким огнем дрова горели не больше минуты. Сам Родомил стоял спиной к полосе огня, и сражался, не отступив ни на шаг. Нападавших было пятеро, и только боги знали, как один человек с двумя ножами в руках мог сдержать их натиск. Ветер заглушал звуки, ветер плясал вокруг схватки, как любопытный мальчишка, восхищенный дракой взрослых. Кровь капала на снег, кровь капала в огонь и шипела на светящихся углях — ветер подхватывал отвратительный запах и тут же уносил прочь. Не иначе, сам Перун, принимая в жертву капли крови, помогал Родомилу держать оборону.
Сила зверя, на несколько минут подаренная прародителем, кипела в горле: утробный вой сам собой вырвался из глотки, лапы выпустили из мягких подушечек острые когти — Млад чувствовал себя рысью и был рысью.
Ножи Родомила вычерчивали в воздухе быстрые и четкие линии, но огонь перестал ему помогать, его обходили с обеих сторон, когда Млад, подобно дикому коту, кинулся в самую гущу боя, перемахнув через полосу огня — он не чувствовал себя безоружным. Его прыжок свалил с ног одного из нападавших, они прокатились по снегу кувырком, и Млад почувствовал чужую кровь во рту. И если еще пару часов назад это бы его ужаснуло, то теперь вкус и запах дымящейся на морозе крови одурманил его, ударил в голову новым приливом ярости. Противник отяжелел, ослаб, Млад оставил его и на этот раз выбрал противника посерьезней. Но тот словно почувствовал нападение, оглянулся и встретился с Младом глазами: Млад не сомневался, что это будет Градята, но вместо него увидел другого чужака — смуглого и темноглазого, того, который перед вечем узнал в нем шамана.
И тут же невидимый щит стеной встал между ним и нападавшими. Родомил качнулся вперед, руки его опустились, а из одной из них в снег выпал нож.
— Задержи хоть одного… — хрипло сказал он и медленно опустился на колени, — хоть одного…
Усталость навалилась на плечи многопудовой тяжестью, словно камнем прижимая Млада к земле. Сила, подаренная прародителем, иссякла. Он никогда не дрался сразу после подъема, напротив, ему нужно было хотя бы полчаса, а то и пара часов, чтоб прийти в себя, отдышаться, отпиться сладким отваром, возвращающим силу, отлежаться и согреться. Млад шагнул вслед за отступающим противником, но натолкнулся на вязкую стену, которую, как ни старался, не смог преодолеть. Только теперь он заметил, что идет по снегу босиком — ноги сводило от мороза.
Почему они отступили? Сейчас и его, и Родомила можно брать голыми руками… Двое из нападавших подхватили за руки своего товарища, лежащего в снегу — убитого? раненого? — и поволокли вглубь леса, взвалив себе на плечи.
Родомил рухнул лицом в снег, вывернув в сторону руку с ножом. Млад оглянулся на звук падающего тела и увидел две тени, быстро приближающиеся со стороны университета к остаткам разбросанного костра. Нетрудно было узнать обоих шаманят — высокого, грузного Добробоя с топором в руке и поджарого, крепкого Ширяя.
— Млад Мстиславич! — Добробой вырвался вперед, — кто это? Что случилось?
Родомил приподнялся, услышав его голос.
— Задержите… Хотя бы одного задержите… — шепнул он и потянулся вперед, словно хотел ползком догнать удаляющихся врагов.
— Да хоть всех! — пожал плечами Добробой и шагнул вслед за скрывшимися в метели тенями. Невидимый щит задержал его лишь на секунду, он толкнулся в него, как в запертую дверь и преодолел безо всякого труда — он тоже был шаманом, юным, полным сил и молодецкой удали. Вслед за ним вперед шагнул Ширяй со своими руками, замотанными в тряпки.
— Куда? — крикнул Млад, — а ну назад! Назад, Добробой, я кому сказал!
— Пусть догонят… — еле слышно выговорил Родомил, — пусть хотя бы одного…
«А тот, что ждет тебя внизу, готов отдать не только свою жизнь, свою правую руку, но и твою жизнь, жизнь твоих учеников, их руки, ноги и сердца», — загремели в голове слова бога грозы.
— Нет! — яростно ответил Млад, — Их просто убьют! Назад, Добробой!
Что просил у него Перун за ответы на вопросы? Жизнь Добробоя и правую руку Ширяя?
