Морис Делез - Слуги паука 3. Время полной луны
— Праздный вопрос,— в тон ему ответил жрец.
— Я не об этом.— Обернувшись, киммериец досадливо поморщился.— Они живые, или могут ожить, или…
— Думаю, это статуи, каменные изваяния древних божеств, необходимые для обряда, чтобы ни силы Добра, ни силы Зла, ни древние, ни ныне существующие, не смогли вмешаться в него.
— Брось,— оборвал его киммериец,— камень так не воняет.
— Тогда не знаю,— развел руками жрец.— Пусть не камень, а нечто иное,— сказал он, прекрасно понимая, что слова его ничего не объясняют.— Во всяком случае, я думаю, что это не настоящие Кэрдакс и Глор. Это было бы уж слишком. Они наверняка сгинули в незапамятные времена. Я даже имена-то эти вспомнил с трудом, а об остальном мне и вовсе ничего не известно.
Конан пожал плечами и отвернулся.
— Наконец-то настал день, — затянула тем временем старуха своим скрипучим голосом,— когда суждено исполниться древнему пророчеству и Спящий проснется! Время Полной Луны пришло, а значит, пришло время начать обряд Пробуждения!
Она подняла свой уродливый посох, нацелив его в ночное светило, висящее над головой.
— Зухана ака!
Она выкрикнула всего два слова, но киммерийцу показалось вдруг, что черепок крысы, венчавший ее посох, злобно ухмыльнулся безгубой пастью, а два рубина, вправленные в его пустые глазницы, вспыхнули злым торжеством и тут же потухли. В тот же миг Конану почудилось, что Кэрдакс в гневе отпрянул, а вонючий Глор победно посмотрел на извечного врага. Киммериец зажмурился и потряс головой, а когда открыл глаза, то увидел, что обе фигуры спокойно стоят в прежних позах.
Испустив последний предзакатный луч, солнце скрылось за вершинами Карпашских гор, и тьма пала на мир. Полная луна вдруг вспыхнула голубоватым, призрачным светом, удесятерив свое сияние. Подчиняясь злой воле колдуньи, взор Ока Ночи упал вниз, мгновенно достигнув двух горящих ненавистью крысиных глаз, которые принялись жадно впитывать силу ночного светила. Потоки краденой мощи заструились по позвонкам посоха, заставляя их вспыхивать один за другим, и тогда старуха подняла посох еще выше и, разразившись демоническим хохотом, ударила в Око Затха.
Едва истекающее холодным синим пламенем копытце, вросшее в нижний конец посоха, лягнуло талисман, раздался оглушительный звон, словно весь хрусталь мира раскололся разом в одном месте. Однако звук этот, длившийся, как показалось киммерийцу, нескончаемо долго, не казался праздничным, воздушным перезвоном. Он не успокаивал, а тревожил. Погребальными колоколами прозвучал он для замерших в оцепенении людей, тревожным, зовущим в бой набатом — для Конана.
В тот же миг, словно исчерпав все свои силы, свет луны погас, сама она превратилась в тусклый диск, однако каким-то образом люди продолжали видеть окружающее.
Киммериец услышал истошный девичий визг и, быстро посмотрев наверх, увидел искаженное страхом лицо Миллы и не меньше ее напуганную Сурию. Сброшенное кем-то чучело Затха полетело вниз, но Конан сразу понял, что вовсе не оно напугало девушек. Обепленницы повернулись, насколько им позволяли цепи, и в ужасе смотрели, как шевелится бесформенная масса на вершине пирамиды, как вытягивается она вверх, словно Некто, погребенный под бесчисленными покрывалами, теперь сбрасывает их, чтобы освободиться и предстать миру, увидеть его после столь долгого перерыва…
Наконец последние покровы спали, и зловещая фигура встала в полный рост. Однако очертания ее оказались смазанными, словно она все еще находилась под покровом, напоминающим кожу со странными выпуклыми бороздами. Но вот кожаные полотнища медленно зашевелились, раздвигаясь, освобождая то, что находилось внутри.
— Великий Эрлик,— услышал он за спиной,— да кто же это?
Больше всего существо походило на вставшего на задние лапы Когра. По крайней мере, у него было такое же пупырчатое зеленовато-серое тело и такая же пасть, только чуть короче, два глаза и странная дыра во лбу. На миг он повернулся, словно специально для того, чтобы все увидели шипастый гребень, начинавшийся надо лбом и тянувшийся дальше вдоль всего позвоночника. Две пары невероятно мощных рук находились по бокам бочкообразного тела, а то, что поначалу казалось странной кожаной накидкой, было парой сильных крыльев. Мощные кривые ноги заканчивались копытами.
Монстр стоял, покачиваясь, видимо еще не придя в себя после долгого беспамятства, и медленным взглядом обводил собравшихся внизу людей, пока, наконец, взгляд его не остановился на Сурии. В тот же миг пасть его приоткрылась, и ярко-красный язык медленно облизал рот, покрывая губы липкой, тягучей слюной. Он был голоден, он был страшно голоден и совсем рядом увидел еду. Ужас, охвативший молодую колдунью, оказался столь велик, что переборол силу заклятия, и девушка пронзительно завизжала, едва не лишившись чувств.
— Сожри ее! Сожри! — восторженно взвыла колдунья.
Конан взглянул вниз и увидел, как, извиваясь от восторга, беснуется у подножия пирамиды мерзкая старуха, бездну лет назад породившая гнусного монстра.
Рогаза знала, что сын ее еще не пробудился окончательно. Око Затха — его магический глаз, его сердце — лежит тут, внизу. Лишь когда он займет свое место во лбу возрождающегося полубога, Затх обретет часть прежней мощи. Тогда дух его, Незримый, сможет беспрепятственно вернуться в свою обитель — вновь занять так давно и так неосмотрительно покинутое тело.
— Сожри обеих! — размахивая руками, визжала старая карга, и Конан бросился вперед, проклиная себя за то, что потерял столько времени.
Его друзья поняли это как сигнал к началу действий и рванулись следом. Лучники на стенах вовсю заработали, наполнив воздух тучей стрел, каждая из которых находила свою цель. Два отряда бросились к воротам. Остальные устремились за киммерийцем. Стража, не ожидавшая такого поворота, не успела даже сообразить, что случилось, как вся полегла под стрелами зуагиров, да и жрецы совсем ненамного пережили их. Лишь несколько человек успели прошмыгнуть в цитадель и укрыться за ее надежными стенами.
Киммериец добежал лишь до подножия пирамиды, а весь внутренний двор уже был усеян трупами. В живых оставалась лишь бесноватая старуха, ошеломленная столь внезапным нападением и теперь молча обводившая невесть откуда взявшихся врагов ненавидящим взглядом. То ли стрелы зуагиров не брали колдунью, то ли была она настолько омерзительна, что воины Таргана избегали даже смотреть на нее, предоставляя почетное право убить старую ведьму кому-то из своих товарищей, но была она жива, и это не предвещало ничего хорошего.
— Тарган! Останься с Мэгилом! — прокричал киммериец, взбегая по ступеням пирамиды.
