Михаил Чулков - Пересмешник, или Славенские сказки
— Я называюсь Пекусис, — отвечал мне юноша, обернувшись ко мне, — и есмь гений несчастного города Хотыня; плакал я на сем месте двадцать лет с лишком и, по прошествии оного срока, часа с три находился в великой радости, а теперь я плачу опять: ибо Кидал хочет бросить данный ему от духа камень и разрубить воловью голову своею саблею, от чего в одну минуту последует ему погибель. Хотынь останется опять под игом рабства, а я должен до скончания века орошать сие место моими слезами.
Услышав сие, пришел я в превеликое удивление и благодарил сего гения от искреннего моего сердца и, досадуя сам на себя, укорял незнанием и что я так мало имел рассуждения, что совсем незнаемые мне вещи презирал, не постигая того, что от малых великие возрастают; и обнадежив гения, что я, конечно, вперед не буду так безрассуден, и о чем не имею понятия, того презирать не стану, расстался я с сим добродетельным духом, пекущимся всегда о сохранении вверенного ему смертного племени.
Пришед к тому страшному волу, разрезал его темя и увидел, что вышли из мозгу его два сильные богатыря, которые немедленно сразились между собою и по долгой и страшной битве упали оба мертвые на землю.
Осматривая оных, увидел я одного, который лежал навзничь; немедленно подошед к нему, снял с него шлем и саблю; а как только отделил я от тела его панцирь, то в одну минуту из сего храброго воина сделался почтенного вида весьма старый муж, который много походил на пустынника, но только платье делало его отменитым от всего смертного племени. Сверх нижнего долгого полукафтанья была на нем широкая и долгая епанча черного цвета, как и исподнее платье, которое опоясано было ремнем со изображением дневных на оном знаков. Чрез плечо имел он повешенную перевязь со всеми знаками месяцев целого года; на голове его была острая шапка, украшенная петушьими косами; а в руках имел он жезл, около которого обвилась большая живая змея, а на верху оного вместо набалдашника укреплена была звезда. Итак, как будто после крепкого сна проснувшися, встал он на ноги и смотрел на меня весьма пристально, не говоря мне ни слова.
Увидев сие превращение, столь я изумился, что не знал, что мне тогда должно было делать; шлем и сабля лежали подле моих ног, а панцирь держал я в руках и стоял весьма долго неподвижен, ожидая от проснувшегося и весьма удивительного мужа уведомления, как мне должно с ним обойтися, так ли, как с духом, или так, как с человеком.
— Я вижу, — говорил он мне, — что ты весьма много удивляешься чудному моему превращению и необыкновенному платью, в котором теперь меня видишь. Хотя теперь и не такой случай, — продолжал он, — однако я уведомлю тебя, кто я таков и от чьей крови. Ты видишь пред собою сего славного кабалиста, которому нередко повинуются бесы. Я родом из Хотыня, отец мой был верховный первосвященник и человек весьма разумный; он приложил все свое старание вкоренить в меня великое понятие и для того послал в Египет; там обучался я у жрецов и узнал науки сей некоторое начало; а как уведомился, что знание сие в великой силе в Индии, то немедленно туда поехал и там у искусных браминов узнал ее совершенно.
Приехав в мое отечество, не застал уже я отца моего живого, а в воздаяние за его обо мне попечения сделал ему гроб из такого камня, который мне одному только известен. Положа в оный тело отца моего, приказал стоять ему во храме на воздухе, и чтобы он не касался ни стен, ни пола, ни потолка, который и по сих пор находится еще таковым, и множество народа из дальных стран приезжают смотреть сего чуда.
После сего определил я себя вовсе в сию науку, изыскал не известные никому книги и предсказываю по оным будущее народное благополучие и несчастие; а что слова мои справедливы и наука мне сия довольно известна, то сему в доказательство служит, что сильнее меня некоторые духи обратили меня в вола и приказали остерегать сей очарованный остров, на котором заключили они счастие нашего народа.
Сие посередине стоящее дерево, — продолжал, указывая на то, которое я рубил, — заключает в себе наше благополучие, но теперь оное от него возьмется; храбростию твоею и знанием моим мы сие беспрепятственно исполним. Для чего ж превращен я был в то животное, из головы которого я вышел, — того прежде смерти Тризлы, неистовой нашей государыни, ты не уведаешь, также и причины несчастия народного, и не увидишь несчастного нашего обладателя Олана, которого и смотреть тебе не должно до того времени, как убита будет Тризла, и ты придешь пробудить его. Пойдем к сему дереву.
Итак, приблизившись к оному, приказал он сломить мне десять веток и сплести из оных венец, которое я все немедленно исполнил.
— Сей венок, — продолжал он, — надеть ты должен тогда, когда приедешь в град Хотынь с околдованного острова, подле которого мучится Тризла, и тогда увидишь, какое страшное и чудное действие возымеют сии листы.
Потом привел он меня к мертвому буйволу и, отломив один рог у оного, дал мне в руки и говорил опять:
— Сей рог брось ты тогда в море, когда получишь все наставления от Тризлы, как вступить тебе на остров: то сделается тогда из него морская раковина, в которую должен ты сесть и ехать к берегу весьма осторожно, и должен еще стараться, как возможно, удерживать свое дыхание: ибо, почувствовав оное, страшная та птица в минуту проснется, о которой уведомит тебя обстоятельно наша государыня, и обо всем, что должен ты тогда делать.
По отломлении рога поднялося тело воловье на воздух и сделалось объято все огнем; однако стояло все на одном месте; потом как стало потухать, то поднималось от часу выше и скрылося наконец из глаз. Тогда кабалист предупредил мой вопрос и говорил мне, что сие подобие взято было из небесных знаков и так, отдав все смертное земле, возвратилося опять в небо.
— Ступай, — продолжал он, — ко исполнению славного предприятия, дельфин уже тебя дожидается, он привезет тебя прямо в устье реки Рвани, которая протекает нашим городом, а я должен еще здесь остаться для исполнения некоторых нужных дел.
Итак, простившись с ним, сел я на дельфина и приехал сюда, имея при себе те вещи, которые он мне дал.
Как только перестал Кидал сказывать случившееся сие с ним приключение, то верховный священник и другие жрецы вошли к ним в комнату весьма с радостными видами. Нутрозор, так назывался первый жрец, подошел к Кидалу с великим подобострастием, какого он никогда еще и никому не оказывал, ибо сан его запрещает унижаться пред смертными, и говорил Кидалу так:
— Великий омарский владетель! Соизволением богов выбран ты избавителем нашего народа и воскресителем добродетельного Олана, чему получил я откровение в прошедшую ночь. Есть некоторое место, окруженное морем, на котором мучима наша злая государыня; должно тебе туда отправиться непременно, и она уведомит тебя, что тебе надобно делать. В которой же стороне лежит это место, или каменная гора, того мне не открыто; но сказано, что по пришествии твоем к берегу возьмет тебя дельфин и принесет на раменах своих к Тризле. Еще ж повелено мне представить тебя пред истуканом великого Перуна во время приношения жертвы, чего для просил я ныне развратного Нахая, чтобы приказал он отворить нам храм и принести в оном жертву, ибо храмы наши по соизволению прогневанных богов все заключены; на что он согласился и приказал, чтоб целый день отверста была Перунова божница.
![Михаил Катюричев - Путь Силы [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
