Дженнифер Роберсон - Золотой ключ. Том 3
Глава 60
Беатрис частенько повторяла, что ей следует входить в дом через заднюю дверь, отведенную для слуг, но Элейна терпеть не могла прятаться. Тыльной стороной ладони она отбросила черные волосы с лица и гордо зашагала по ступеням, ведущим в Палассо Грихальва. Два старика, сидевших на скамейке рядом с дверью в мастерскую, были свидетелями ее драматического появления. Один опустил глаза, другой улыбнулся. Элейна не знала, рассердиться: ей или, наоборот, обрадоваться.
— Дэво! — обратилась она к старику, опустившему глаза; уже шестьдесят лет он растирает и смешивает краски для семейства Грихальва. — Закрой мастерскую, да понадежнее!
— Посиди с нами, меннина, — сказал второй старик и похлопал рукой по скамейке, такой древней, что дерево стало гладким, точно камень. — И где же ты была?
Элейна не думала, что встретится с грандтио Кабралом.
Она подготовилась к тому, что мать в очередной раз начнет упрекать ее за недостойное поведение, и слова как бы сами собой сорвались с губ:
— Я ходила смотреть на казнь, видела, как вешают людей. Солдаты шагаррского полка арестовали около двадцати человек, их объявили зачинщиками беспорядков, и они предстали перед судом. Им даже не дали возможности выступить в свою защиту! И вот — всего десять дней спустя! — двенадцать человек повесили. Что же это за правосудие такое?
— Скорое правосудие, меннина, — мягко промолвил Кабрал. — Или, может быть, ты хочешь отдать свою спальню семье какого-нибудь нищего?
— По всему городу начнутся волнения. Думаю, уже сегодня днем!
— А я думаю, серьезные беспорядки начнутся в доме, если вы, маэсса Элейнита, не сделаете вид, что провели со мной все утро, — заявил Дэво; он всегда оживал, когда ему казалось, будто Элейне что-то угрожает.
Она давно завоевала сердце Дэво, попросив его — а не своих дядюшек из семейства Грихальва — раскрыть ей тайны красок. Он сидел спиной к открытому окну, из которого плыл запах масляных красок и растворителей, всю жизнь сопровождавший Грихальва.
— Ты мой единственный защитник, Дэво. — Элейна взяла его перепачканные красками мозолистые руки в свои.
— Ты хорошая девочка.
— Элейнита, тебе не следует ходить в такие места без сопровождения. — Кабрал говорил все тем же ненавязчивым тоном.
— Я почтенная вдова. И буду делать то, что пожелаю!
— Ты желаешь видеть, как вешают людей?
— Кто-то же должен быть свидетелем! Я сделала зарисовки. Вот. Она придвинулась поближе к Кабралу и положила альбом себе на колени — казалось, ее не волнует, что платье сшито из лучшего, дорогого шелка. Принялась быстро листать эскизы.
— Смотри, как беспокойно ведет себя толпа. — Отдельные лица, костюмы и платья, группы наблюдающих за происходящим людей, дети, снующие среди взрослых: ей удалось запечатлеть многое из увиденного. — Виселицы построили возле болота. Мастерскую следует на сегодня закрыть — в знак протеста. Этим несчастным не позволили сказать ни единого слова в свою защиту.
— Мы не можем принять такое решение, милая.
— Позволить людям высказывать свое мнение? Или закрыть мастерскую? — Элейна помолчала немного. — Неужели тебе все равно, грандтио? Ты выполняешь их приказы, живешь у них под каблуком. А ведь ты в два раза старше любого из них!
— О ком ты?
Элейна услышала в голосе Кабрала настороженность.
Он посмотрел на Дэво, но тот так долго служил их семье, что давно знал большинство тайн.
Говорить все это было не слишком благоразумно, но подобные соображения никогда не останавливали Элейну.
— О Вьехос Фратос. Людях, владеющих Золотым Ключом. Кабрал долго молчал, потом махнул рукой, и Дэво, послушно поднявшись, ушел в мастерскую. Здесь, в тихом имении Грихальва, казалось, что казни происходили где-то на другом конце света, — так, собственно, и было. Виселицы установили на окраине города, как можно дальше от Палассо Веррада. А Палассо Грихальва был иным миром, где не толкаются разгоряченные, возбужденные люди, не раздается сердитый шепот, не слышно криков ненависти и страха, не видно, как раскачиваются и дергаются в петлях человеческие тела. Тут царила тишина, ласково светило солнце, а улица погружалась в сонную сиесту. Мимо проехала тележка, наполненная лимонами, на перекрестках играли дети. Из крытого перехода, ведущего в центральный двор, доносились смех и пение служанок, стиравших белье в корытах у конюшни: “Мой любимый ждет меня у фонтана”.
— Я вижу, Лейла говорила с тобой довольно откровенно, — наконец заявил Кабрал и аккуратно сложил руки на коленях.
— Ты же об этом и так знал! Бабушка верила, что у меня есть талант!
— Я тоже так считаю, меннина.
Элейна тотчас закрыла глаза, внезапно наполнившиеся слезами, положила голову ему на руки, мозолистые, покрытые старыми шрамами, ведь Кабрал столько лет растирал грубые красители и превращал их в краски.
— Но бабушка умерла, теперь только ты в меня веришь. Кабрал ласково погладил ее по голове.
— Итинераррио Сарио смотрел твои работы. Он обладает Даром и восхищен тем, что ты делаешь.
Элейна взглянула на него, чувствуя, как начинают пламенеть щеки.
— Я еще с ним не встречалась. Со времени беспорядков на площади у собора мама не выпускает меня с женской половины, заставляет рисовать ужасных собачек, которых держат придворные дамы. Матра эй Фильхо, а теперь еще Великая герцогиня Хоанна возжелала получить портрет своих гончих. Ей на глаза попалась моя миниатюра — мопсы графини до'Кастейа, и она хочет, чтобы я изобразила ее псов рядом с деревенским домом.., эдакая пасторальная сценка. Меня от этого тошнит! Ну посмотри! Ты только взгляни! — Она отодвинулась от Кабрала и продолжала листать альбом. — Дети в лохмотьях, мужчины едва стоят на ногах от голода… И все они пришли на казнь — зачем?
Там говорили о Гхийасе и о том, что через семь дней после хлебного бунта восставшие сожгли дворец в Ауте-Гхийасе, а короля убили. Это правда?
Казалось, Кабрал совсем не удивился.
— Как я могу поверить в правдивость подобных слухов? Всем известно, что мы, Грихальва, служим Великому герцогу. Если народ решится напасть на герцога Ренайо, значит, и нам не поздоровится.
— Да, наверное. Похоже на эпидемию, которая распространяется из одного города в другой. Но я все равно считаю, что нельзя было вешать этих несчастных.
— К нам приходил покупатель, интересовался твоей картиной “Битва на Рио Сангва”.
— Ты пытаешься увести меня в сторону. Никойо сказал, что мне следует ее сжечь. Только это хорошая картина, а вовсе не позор, как бы он ее ни поносил. — Элейна склонила голову набок, потому что услышала доносившиеся издалека выстрелы, резкий, неестественный звук, принесенный теплым ветерком. — Матра!
