Ярослава Кузнецова - День цветения
— Вот уж не думал, не гадал, что повезет так! — уселся обратно в седло.
Глаза горят, улыбка от уха до уха. Надо будет попросить, чтобы вольтижировке тоже научил…
— Слушай, а почему — в плохом состоянии?
Герен кашлянул. Я обернулся было к нему, но надо ведь на вопрос ответить.
— Потому что заброшенный. Мы жили там какое-то время, пока строился Треверргар. Иверена еще не родилась. Я маленький был, но помню.
— Почему же переехали? — изумился Адван.
Видимо, считает, что, раз этот памятник гиротской старины достался нам, мы просто обязаны были в нем поселиться на веки вечные.
Неожиданно ясно вспомнились низкие, даже для детского моего восприятия, потолки, теснота, холод, эти жуткие конюшни и коровники прямо под общей крышей. Замок, тоже мне! Хлев какой-то, а не жилье благородных людей. Впрочем, гироты…
Герен опять кашлянул. Я сказал:
— Он оказался тесноват для такой большой семьи, как наша. Мы ведь жили там все: дед с бабушкой, отец с мамой, дядя Ладален, дядя Невел, тетя Кресталена приезжала, с мужем, на свежий воздух…
Вроде бы ничем не задел гиротскую Адванову гордость. Она, то есть гордость, у нашего Каоренца совершенно бешеная. За полгода — почти полсотни поединков. Правда, он сам никого не вызывает. Например, за столом Рохар скажет "рыжак худородный", или "эти дикари гироты", или еще что-нибудь вроде того. Адван этак легко локтем кружку с вином — на колени ему. Повернется и смотрит, как на диковинное существо в зверинце. Рохар багровеет, цедит сквозь зубы: "-Надеюсь, ты случайно?" А эта рыжая бестия ухмыляется пренахально: "-Не надейся". И что в такой ситуации делать бедняге Рохару? Свидетелей — человек сорок. Не вызовешь оскорбителя — трус, а трусам в королевской гвардии не место. Н-да. Но надо отдать забияке нашему должное: для скандала поводов — минимум. Представляете — почти полсотни поединков и ни одного не то, что убитого — ни одного раненого! Зато уж на посмешище выставит — будь спокоен. Дерется отлично, поганец рыжий.
— Замечательно, что вы не стали его перестраивать, — заявил Адван так, словно я оказал ему большую услугу.
А поди перестрой такое…
— По-моему, строить заново было проще, — сказал я. — Замок действительно старый, слишком много пришлось бы менять. Отопление, водопровод…
— Ага, — усмехнулся он, — Сортир, опять же.
Вот именно. Представляете себе — удобства во дворе. Благородные господа хозяева бегают во двор, вместе со слугами. Сидят, так сказать, рядком. Тьфу, дикость.
— Кстати! — вдруг ни с того, ни с сего перебил Герен, — Нам с тобой, Эрвел, не мешало бы взять у Адвана пару уроков перед турниром.
Не понял. Какое отношение имеет сортир к турниру и турнир к сортиру? И вообще…
— Ты что, Герен? Мы же приедем, дай Бог, к концу третьей четверти, Всенощная, потом разговеемся, а потом с утра — уже турнир.
После Всенощной, что ли, с мечами прыгать? А мне — так вообще с дубиной какой-то. На виду у гостей.
— Ладно, командир, не переживай, — усмехнулся Адван, — Вы ведь и так — гвардейцы. Или там, в гостях у вас, будут вояки?
— Нет, — фыркнул я. — Только благородные господа. Ну, еще отец Арамел, кальсаберит из Сабраля, Рейгредов духовник. Но он, скорее всего, в турнире участвовать не будет.
— Ну и ладненько, — отмахнулся Адван. — Ты мне лучше про замок расскажи.
— Да что рассказывать? Ну, донжон, два флигеля. Мы с мамой и отцом жили в левом крыле…
— О! — воскликнул Герен. — Нас, кажется, встречают! — пришпорил коня и умчался вперед.
Я лично не видел никого и ничего, хотя бы отдаленно напоминающее выехавших нам навстречу, да и с чего бы…
— Слушай, Эрвел, — Адван осторожно тронул меня за плечо, — Я что-то не так сделал? Не то сказал?
— Понятия не имею, — пожал я плечами. — Вроде все в порядке…
Что нашло вдруг на Герена, а? Чем ему не понравился наш разговор? Вполне невинный разговор. Об архитектуре. Я ведь никаким образом не проявил, например, неуважения — ни к гиротам вообще, ни к Адвану в частности…
Но наш капитан несся галопом, как в атаку, и нам с Адваном не оставалось ничего, кроме как тем же аллюром последовать за ним.
Может, он просто хочет поскорей увидеть Альсарену? Сомневаюсь, честно говоря. Герен — не двадцатилетний влюбленный юноша. Да, Альсарена ему нравится, но, простите, нести откровенную чушь… Нет, ему определенно не по душе пришлось, что я рассказывал про этот замок, как же его, Господи?.. Не помню.
Альсарена Треверра
— Отец Дилментир, почему вы здесь?
Он поднял светильник повыше. Подслеповато сощурился. Передернул узкими плечами, поджал губы.
— Не хочу путаться под ногами, дочь моя.
— Под ногами? У вас в капелле?
— Капелла не принадлежит мне, скромному ее служителю. Капелла есть дом Господень. И тому, кто способен более всех украсить ее и Господа достойно восславить, тому и место в стенах ее.
Все ясно. Кальсаберит захватил бразды правления. Какое ему дело до посильных трудов провинциального священника? Какое дело до крестьянской ребятни, чирикающей псалмы слабыми голосишками? Что должно, то возможно. А должно достойно восславить и все такое. И не путайся под ногами, старый перец.
— Кто этого монаха в капеллу-то пустил? У кого ума хватило?
— Монах делает то, что велит ему его долг.
Отец Дилментир взял меня под локоток. Ага, тогда мы еще поворчим. Будет меня успокаивать, глядишь, сам успокоится.
— Раскомандовался тут. Небось не в казарме у себя. Меч нацепил и думает, ему все позволено!
— Сдержи гнев, дочь моя. Гнев есть грех превеликий.
— Целый отряд с собой приволок! Дюжину рубак с мечами! Певчие, скажите пожалуйста! Агавра, и та только четверых телохранителей привезла. С кем он собрался здесь воевать, этот прислушивающийся к велениям долга святой отец?
— Тише, дочь моя, тише, — капеллан воровато оглянулся, — не дай Бог, услышат тебя. Сама-то ты что здесь делаешь? Тебе внизу следует быть, с гостями.
— Редду с Уном в башне заперла. Собаки нервничают. Каждый норовит или погладить, или сапогом пнуть. У некоторых соображения никакого.
Да уж, Ладалену это так просто не сошло. Редда, она дама серьезная. Ногами в свою сторону махать не позволит. И ведь не придерешься: не рычала, не кусалась. Плечиком толкнула. А что пол твердый, так то уж ваши проблемы, господин Ладален Треверр.
— Госпожа Альсарена-а-а!
По коридору раскатилось дробное эхо шагов. Впереди замелькало пятно света.
— Госпожа Альсарена-а-а!
— Я здесь, Летери. Чего вопишь?
Подлетел, запыхавшись, размахивая факелом. От солнечных волос прямо-таки зайчики отскакивали.