Ярослав Вольпов - Зеркало сновидений
Я стою в дверях то ли дворца, то ли храма. Передо мной широкий двор, по плитам которого бегают золотые песчинки, а на другой стороне в распахнутых воротах виднеется группа всадников. Их кони, черные, как эта восточная ночь, в нетерпении взрывают песок копытами, ожидая лишь знака от своих хозяев, чтобы пуститься вскачь стрелами с бедуинского лука; глаза их гранатово-красным горят во тьме…
Стоп! Эк меня занесло. Пусть сон и чужой, сознание нужно сохранять своё. А оно подсказывает: не нравятся мне эти всадники. Совсем не нравятся. От них исходит опасность — пусть даже и не для меня, но всё же…
Из дворца доносятся шаги. Тяжёлые, уверенные: так может ходить человек, наделённый очень большой властью, у которого лучше не становиться на пути. А если всё же попробовать?
Ба, кого я вижу! Это же Мэтт! Он и в реальности парень не мелкий, а тут, кажется, ещё и прибавил в росте. И кожаная куртка его, хотя и осталась кожаной, немного изменила свой вид; и металлических пластин на ней прибавилось, да не простых, а с золотом. Всё-таки уже не байкерская косуха — доспехи благородного воина! Лицо осталось почти тем же: только нос немного другой формы, повосточнее, что ли, челюсть потяжелее — хотя по-моему, и старая бы сгодилась — и брови погуще. А вот глаза под этими бровями… Ой-бай, нехорошие глаза! Не было у Мэтта таких глаз! Что же тебе тут приснилось, Эл? До чего честного парня довела?
Идёт Мэтт, шаг печатает, и ятаган на поясе в такт брякает. К всадникам идёт. Вот дойдёт, и припустят они по пескам в ночь; и не поздоровится тому, кого они на пути своём встретят. А кого встретят? Мне-то откуда знать…
Я — не знаю. А тот, кто Эл снится — знает. И совсем этой встречи не хочет.
— О великий воин! — бросаюсь я ему наперерез. — Дозволь говорить, не расставаясь с жизнью!
Загнул! Это тебе не глаза гранатово-красные. Я-то с жизнью точно не расстанусь: дивно другое — тот, что снится, тоже знает, что не расстанется. Не страшен ему ятаган, что дремлет в позолоченных ножнах; не страшен до поры до времени. Но к этому воителю по-другому не подступишься: и саблю вынимать не станет, а просто так в каменные плиты втопчет.
— Говори, — не стоптал, останавливается, и с брезгливостью смотрят на меня нехорошие его глаза. — Но быстро.
— Царственная жрица Эль-Мари послала меня за тобой, о доблестный Матул, защита нашего храма! Она хочет видеть тебя немедленно!
Защита храма резко разворачивается обратно, не обращая внимания на мои круглые глаза. Тот, кто снится, подсказал мне нужные имена, и на том спасибо — но не более того! Дальше надо импровизировать — а рядом с разъярённым гигантом в доспехах и с саблей как-то неохотно импровизируется.
— Зачем она хочет видеть меня, раб? — не поворачиваясь, рычит Мэтт-Матул. Я лихорадочно пытаюсь что-нибудь выдумать, но пока я проглатываю "раба" и открываю рот, он уже исчезает среди колонн.
Вот так. Слава Аллаху. Чтобы бросить всё и побежать к блистательной Эль-Мари, ему особого повода не нужно. Однако теперь ещё нужно что-то придумать насчёт всадников за воротами.
— О владельцы острейших мечей на сто перелётов ястреба вокруг! — обращаюсь я к ним (ох уж эта восточная вязь, Иблис… тьфу, чёрт её побери!) — Великий Матул приказал передать вам, что волей жрицы Эль-Мари должен остаться в храме. Вам же он велел охранять ворота и о приходе любых странников докладывать царственной жрице лично!
Неужто они на это клюнут? Ведь по лицам видно, не дураки — бывалые воины! Однако спешиваются, расходятся по обе стороны от ворот… По всему видно, тот, кто снится, им знаком хорошо.
— Прикажи позаботиться о лошадях, — недовольно бросает один.
Я, ведомый любопытством, делаю шаг вперёд, за ворота, чтобы поближе рассмотреть чудо-коней: им нашлось бы место в любой арабской сказке. Но что-то держит меня, не даёт выйти за пределы храма: такое ощущение, будто ворота закрыты.
Конечно! На этот раз мне не нужно звать Гипноса, чтобы понять. Эл снится только этот храм, островок в океане бессознательного; я — персонаж её сна, и за его пределы выйти не могу. Эти всадники — лишь статисты, декорация: они могут умчаться в пустыню, в ночь, могут вернуться оттуда вместе с… С кем? Пока не знаю.
И направляясь в глубину храма, я одновременно пытаюсь забраться в глубины памяти — не своей, взятой напрокат. Памяти того, кто снится.
Название этого места вспомнить не могу — наверное, Эл сама не знает. Название храма, как и то, кому тут молятся — тоже. Ясно одно: владычествует здесь царственная жрица Эль-Мари, посредница между народом и богами, сама, по легендам, ведущая свой род от небесных созданий. Через неё боги объявляют свою волю, в том числе — выбирают того, кто станет новым правителем страны и одновременно — новым мужем жрицы. И, судя по всему, именно это вскоре и произойдёт…
Да-да, вспоминаю, нынешний правитель Бен-Хевлет куда-то сгинул — но времена сейчас опасные, поэтому никто особо не удивился. А кто и удивился, тот предпочёл промолчать: полководец Матул болтливых не любит. Но всё равно ходят в народе слухи, что боги укажут жрице именно на него…
Или она укажет богам.
Понятно. Красивый сон, а главное — очень в духе Эл. Итак, кого мы пока имеем? Царицу-богиню, слово которой здесь — закон, и полководца, который ни перед чем не остановится на пути к царскому трону и царицыному ложу. Эл не в счёт — я уже в её сне. В принципе, можно, недолго думая, отправиться в покои жрицы и вглядеться в глаза Мэтта — и пусть Эл дальше смотрит свой сон без меня. Но тот, кто снится, подсказывает мне, что на сцену пока вышли не все герои, и предстоит явление ещё одного — того, навстречу которому с такой яростью направлялся Матул. Пока не знаю, кто это, но в народе о нём уже рассказывают сказки: дескать, он проберётся в храм и силой своей души возьмёт то, что Матул собирался взять силой оружия…
Остаётся последний вопрос. Какую роль в этом спектакле играю я?
Я оглядываюсь по сторонам: то там, то тут проходят слуги в лиловых туниках — большей частью мальчики лет пятнадцати. Какая-то храмовая традиция? Или не хотят более зрелых мужчин набирать в прислугу великолепной жрицы — во избежание? Впрочем, неважно. Нужно спросить одного из них… А о чём спросить? Не подскажешь ли, прекрасный отрок, кто я таков?
И тут я вижу зеркало.
Вот это да! Неужели я, даже находясь в чужом сне, могу как-то воздействовать на происходящее вокруг? Захотел увидеть себя — вот тебе, пожалуйста. Что ж, воспользуюсь случаем. Зеркало высокое, отражает меня полностью…
Чёрт побери!
Вот спасибо тебе, Эл!
Тонкая туника — то ли шёлк, то ли какая другая ткань — светло-лилового цвета. В ремешок на лбу и завязки на сандалиях вплетены золотые нити — пусть и знак отличия, но очень скромный знак. Каждая деталь моего облика свидетельствует о моём положении — свидетельствует неопровержимо.
