Юлия Андреева - Дерево не выбирает птиц
Как же — а ты, Ким, больше позволяй делать из тебя идиота. Сиди с развешанными ушами, в то время как Ал и не собирается мешать христианскому восстанию. Возможно, оно ему даже выгодно, иначе стал бы он пристраивать к гаденышу родную дочь?! Якобы пропавшую Марико Ким обнаружил совершенно случайно, когда сам посещал с дружеским визитом и одновременно тайной инспекцией тамошнего даймё. Он сразу же узнал длинноносую, с вечно всклокоченными волосами дочь приятеля и первым делом хотел отписать Алу, что та отыскалась.
Но, немного поразмыслив, решил не спешить и оглядеться.
С девчонкой тоже было не все гладко. Ал выдал ее замуж за самурая Дзёте Омиро с Хоккайдо, служившего в то время в Нагасаки десятником в войске у даймё Терадзава. А потом они оба якобы пропали без вести. Щас! Пропали! Кто ищет — тот всегда найдет. И Ким нашел. Сначала пришел доклад с Хоккайдо о том, что отец Дзёте проштрафился и был вынужден совершить самоубийство, вслед за ним ушла и мать. А вот сын и его семья… здесь все было заковыристее.
Впрочем, в записях о делах в войске у Терадзава-сан не значилось, что члены семьи Дзёте были казнены или приговорены к сэппуку. Но зато они вдруг исчезли из всех списков. Раз. И в расчетных ведомостях нет ни слова о выдаваемом самураю Дзёте рисе. В прошлом месяце значилось, а тут точно корова языком слизнула.
Не было и сообщений о переводе, хотя семья реально убралась из Нагасаки. Почему убралась, а не померла, скажем… от бубонной чумы или отравления тухлой рыбой? Было и липовое свидетельство о смерти, но Ким ему сразу же не поверил. Во-первых, потому что сей документ не подкреплялся никакими сообщениями о кремировании и связанными с этим расходами. А если отец и мать Дзёте умерли и других родственников не было, хоронить молодую пару по правилам следовало из казны, и об этом должна была сохраниться отдельная запись.
Ким потратил несколько лет, безрезультатно пытаясь проникнуть в тайну исчезновения дочери Ала, и вдруг наткнулся на Марико, повзрослевшую, но такую же странную и шебутную, как и прежде.
Велев проследить за носастой, Ким вскоре узнал, что она живет в небольшом домике близ склада, где служит учетчиком ее супруг, бывший Дзёте Омиро, такого здоровяка вряд ли с кем спутаешь, а ныне, вот где собака зарыта, Амакуса Омиро!
Амакуса — а не из тех ли это Амакуса, из-за которых лучшие шпионы сегуната не одну пару соломенных сандалий сносили, рыская по дорогам ханов?
Сгорая от нетерпения, Ким дожидался своих шпионов, понимая, что для всеобщего блага ему, сегуну, лучше не шляться по городам и селеньям, не казать без великой на то надобности свой правительственный лик, не светиться, и главное — не спугнуть мирно притаившуюся подлянку.
Следующее сообщение полностью развеяло сомнения сегуна. Сына Амакуса Омиро звали Сиро! Амакуса Сиро! Судя по возрасту, он был не родным сыном Марико, но зато идеально подходил по всем остальным приметам.
Ким снова и снова перечитывал скудные сведения, принесенные им из будущего на пожелтевших от времени листках формата А4. Амакуса Сиро — возраст, местожительство, даже то, что его мать, согласно легендам, будут называть Длинноносой!
Он вспомнил Марико. И тут картинка сложилась сама собой. Ал якобы не мог отыскать Амакуса Сиро, а на деле сам же и спрятал его. Не просто спрятал, а поручил своей дочери воспитание будущего лидера христиан! И, скорее всего, помогал ей исподволь. Получалось, что Ал плел интриги за спиной своего лучшего друга, возможно, сговорился с орденом «Змеи», с которым Ким давным-давно порвал, и теперь работает на два фронта. С одной стороны, оберегает и участвует в воспитании Сиро, с другой — шпионит для ордена!
Первой мыслью было отдать приказ об аресте Арекусу Грюку, после чего он самолично обезглавил бы предателя, но подобное решение могло заставить рыцарей ордена «Змеи» поспешить и за его головой. А внезапная смерть никоим образом не входила в планы Кима.
Поэтому следовало скрепя сердце продолжать играть роль доверчивого лопушка, делать вид, что Ал по-прежнему лучший друг и доверенное лицо, и постепенно готовиться к переходу в другое тело.
Тихо, спокойно, приняв последнюю дозу эликсира, больше вряд ли удастся раздобыть у ордена, из которого он вышел. Принять и стать другим человеком.
Ким не мигая смотрел на бутоны лотосов, чувствуя нарастающую в них силу, по воде пошла неуловимая рябь. Он видел это столько раз уже в этой жизни, в этих жизнях видел ЭТО — величайшее откровение мира, распустившийся щелчком бутон лотоса. Чпок, чпок, чпок, взорвались сразу же три цветка. Ким заставил себя затаиться, ощущая всем телом живой поток высвобожденной энергии. Его мысли прояснились. Чпок, чпок, чпок, чпок! О, как же это прекрасно, когда в пруду распускаются сразу же почти все лотосы.
Он уйдет из этого мира, чтобы раскрыться, распуститься, расправить свои лепестки далеко отсюда. Последний шанс, последняя возможность превратиться в прекрасный цветок, в совершенного воина, правителя, философа — впрочем, он уже был всем этим целых три раза. Скоро Ким снова станет молодым, и на этот раз уже молодым и привлекательным. На кой черт нужны полумеры?! Он снова будет в строю, напишет «Бусидо». Пусть на сто лет раньше положенного, а кто первый — тот и молодец! И пусть ему потом говорят об авторском праве, когда именно он, и никто другой, застолбит тему.
Или просто проживет жизнь счастливого человека, садовника, который будет возиться с растениями, обустраивать пруды с лотосами, пусть еще рядом будет любимая женщина — одной вполне достаточно для счастья, если она по-настоящему любит или хотя бы преданна и верна. Пусть будут дети. Пусть будут прохладные вечера и прогулки, саке и комочки риса…
Идея уйти из жизни именно в этом году явилась не спонтанно. Просто, согласно истории, сегун Токугава-но Хидэтада должен был умереть именно в 1632 году в возрасте 52 лет, а это могло означать только одно — если в этот год сегуну надлежит дать дуба, временному поселенцу самое время делать ноги.
Подробностей о смерти Хидэтада не сохранилось, но, судя по всему, именно потому, что ничего в этой смерти не было геройского. Того, о чем принято слагать песни. Вероятнее всего, сдох от цирроза печени, ибо не фиг лакать саке и думать, что все сойдет с рук. Не было сказано и когда именно произойдет сие знаменательное событие. Следовательно, удара, сердечного приступа, прободной язвы или еще чего-нибудь не менее омерзительного можно было ожидать в любой момент.
При иных обстоятельствах, возможно, Ким попытался бы обмануть судьбу: подлечиться, не пить, пытаясь хотя бы ненадолго продлить свои дни, но тогда на его след тотчас же вышли бы прежние соратники из ордена «Змеи», от внимания которых не скрылось бы, что сегун не преставился в положенный срок. А следовательно…
