Виктор Ночкин - Эромахия. Демоны Игмора
— Да! — снова поднимаясь, рявкнул Фэдмар. — Я предлагаю решить наши тяжбы Божьим судом. Облачимся в доспехи, сядем на коней, возьмем оружие — и там, на ристалище, пусть Всевышний рассудит, кто прав!
Эрлайл улыбнулся, растягивая тонкие бледные губы. Зрители взвыли, предвкушая новое развлечение.
— Погодите! — перекрывая крики публики, возопил Оспер. — Если обиды, нанесенные господином Фэдмаром соседям, в самом деле велики, то в этом списке я вижу сущую ерунду, либо давние, давно забытые деяния!
Когда заговорил граф, шум унялся — отчасти.
— Я вынужден повторить, — повысил голос Удвин, — что для нас с Фэдмаром нет обид больших и малых, нет и срока, способного смыть обиду. Впрочем, если вашей светлости угодно, я готов зачитать оскорбления, произнесенные Лоренетом и другими сеньорами, сидящими на той стороне зала, не далее как вчера! На пиру у вашей светлости! И «поганый ублюдок» будет в моем списке самым безобидным! Мне зачитать перечень полностью?
Теперь весь зал заговорил. И участники процесса, и зрители, и свита Оспера спорили, кричали, размахивали руками.
— Довольно! — рявкнул Оспер. Вельможа покраснел, он был взволнован — да что там, граф пришел в ярость!
Зал притих.
— И мне странно, ваша светлость, — не унимался Эрлайл, — что вы не сдержали вассалов. Более того, сулили им поддержку. — Удвин вытащил из кармана новый пергамент, поменьше первого, и принялся неторопливо разворачивать.
— Довольно, — повторил Оспер, но уже без прежнего запала. — Нет нужды читать. Я признаю, что оскорбления были обоюдны…
Лоренет вскочил. Толстяк тяжело дышал, наливаясь малиновым румянцем.
— Ага! — взревел Фэдмар. — Значит, Божий суд! И Лоренет будет первым! Ну, держись, мешочек дерь…
Эрлайл с неожиданной силой дернул родича за рукав, так что верзила Фэдмар пошатнулся, и громко произнес:
— Кузен, не следует перебивать его светлость. Я уверен, граф сейчас произнесет справедливый приговор, и тебе не придется апеллировать к его величеству, нашему королю. — При этом он выразительно помахал своим документом.
* * *После того как разбирательство было окончено, зрители, громко обсуждая занимательное действо, сгрудились у выхода из зала, истцы тоже торопливо направились к дверям, граф Оспер вполголоса спорил с дворянами свиты, а ответчики остались сидеть там же, на своих местах — ждали, пока схлынет толпа. Фэдмар, потянувшись, откинулся на спинку стула и заявил:
— Мне даже немного жаль, что его светлость не стал предлагать нам Божьего суда. Первым в списке истцов шел Лоренет, и я бы с удовольствием выбил из него…
— Кузен, не нужно жалеть, — с кривой ухмылкой перебил барона Эрлайл. — Не исключено, что тебе вскоре представится случай… Не нравится мне, как поспешно удаляются наши… э-э… оппоненты.
Игмор хохотнул и пояснил:
— А они всегда так удаляются — от меня.
— Кузен, мне вовсе не смешно. Я велел следить за Лоренетом и прочими… Посмотрим, посмотрим…
— Да брось, родич! — Фэдмар пребывал в прекрасном расположении духа. — Поедем ко мне, а? Устроим в Игморе пир, отметим удачное завершение дерьмового дельца! Дьявол возьми суды, я бы лучше сразился со всей этой сворой разом, чем препираться вот так на глазах Оспера. Поедем, а? Это будет праздник в твою честь, родич!
— Пир в мою честь? — Эрлайл наконец-то улыбнулся. — Это самое меньшее, чем я могу тебя отблагодарить! — горячо заверил родича Фэдмар. — Целиком твоя заслуга, что эти мерзавцы сегодня меня не… Постой-ка! А что с оскорблениями в мой адрес вчера на пиру у графа? Откуда ты знаешь?
Отфриду тоже было интересно, каким образом дяде Удвину стало известно, о чем говорили за столом у его светлости. Ведь они сидели вместе в покоях! Или дядя в самом деле владеет магическим искусством?
Эрлайл пожал плечами. Он глядел в сторону, поверх плеча Отфрида.
— Что? — Фэдмар перестал улыбаться. — Дай-ка мне эту бумагу!
Барон требовательно протянул руку, и родич не глядя сунул ему клочок пергамента. Отфрид обернулся, чтобы проследить, куда уставился дядя. Внимание тщедушного рыцаря было приковано к графу Осперу. Тот наконец-то закончил спор, поднялся с высокого кресла и направился к дверям. Свита потянулась следом, несколько человек торопливо бросились вперед, чтобы растолкать публику и освободить дорогу для его светлости.
— Граф взбешен, — заметил Эрлайл.
— Этого следовало ожидать, кузен, — пробурчал Игмор, разворачивая пергамент. — Что это? Здесь вовсе не брань… Гм-м… — Барон продекламировал:
Мчится, мчится по ухабам
Нашей жизни колесница,
Погоди, постой возница,
Не гони коней, не надо —
Не заметишь, как промчится…
И вот этим ты стращал Оспера?! Что ты мне подсунул, Удвин? Что это?
— Стихи. Ридрих сочиняет.
— Ридрих? Грамотей…
— Грамота нужна, Фэдмар, ты сегодня сам убедился, как воздействует исписанный пергамент на важных сеньоров. — Эрлайл проводил графа глазами и поднялся. — Ну что, пойдем и мы?
— Пойдем… Отфрид, — барон обернулся к сыну, — ты слышишь? Твой кузен Ридрих сочиняет стихи! А ты не любишь читать.
— Я умею читать, — насупился баронет. — А Ридрих — это кто?
— Ридрих Эрлайл, сын дяди Удвина.
Еще один родич. Рифмоплет.
— Да, но что с оскорблениями? — вспомнил старший Игмор. — Откуда ты узнал, что эта свора тявкала обо мне? Как ты мог их слышать?
Эрлайл снова скривил тонкие губы в ухмылке:
— А я и не слышал. Зачем слушать, если заранее известно, что они могут сказать? У них не слишком богатое воображение, знаешь ли. Я спросил себя: Удвин, что бы ты сам сказал, окажись на их месте?
— Однако граф попался на твою уловку! Испугался пустой бумажки! Удвин, ты великий хитрец! И великий обманщик!
— Да ну брось, родич. Scire leges non hoc est verba earum tener, sed vim ac potestatem.[8] Они в самом деле вчера бранили тебя — стало быть, я сказал правду. Правда, Фэдмар, — великая сила! Ничто не устоит перед правдой, даже графский суд!
Кузены рассмеялись, а Отфрид подумал: как же, правда… Дядя соврал, будто ему точно известно, о чем говорили сеньоры. Великая сила — ложь, и перед ней в самом деле не устоит ничто…
* * *Отсмеявшись, родичи направились к выходу. Солдаты, гремя, несли за ними доспехи Игмора. Прошли по коридорам мимо графских латников, те проводили компанию равнодушными взглядами. Когда возвратились в свои покои, Эрлайл тут же удалился в уголок и принялся шептаться с оруженосцем, которому велел следить за Лоренетом и прочими. Коротко переговорив со слугой, Удвин заявил Фэдмару:
