Виктор Ночкин - Эромахия. Демоны Игмора
Наутро господа собрались, Отфрид надел лучший костюм — тот самый, заботливо перешитый портным из старых парадных одеяний. Отец удивил баронета тем, что расчесался и даже попытался привести в порядок клочковатую бороду, чего за Фэдмаром отродясь не водилось… Волнуется все-таки, решил Отфрид. Солдаты, которым на суд идти не нужно было, тоже выглядели встревоженными. Никто, кстати, не жаловался на недомогание.
Отфрид робко заметил, подергав отца за рукав:
— Смотри, все наши здоровы, никакого слабительного не подсыпали.
— Значит, они настолько уверены в успехе, что не озаботились прибегнуть к специальным средствам, — отозвался дядя Удвин.
Тщедушный родич тоже переоделся и выглядел очень элегантно. В сравнении с богатым костюмом болезненно-желтое лицо Эрлайла выглядело еще более жалко, чем накануне.
Появился слуга в синем и красном, сообщил, поклонившись: его светлость отправился к заутрене — помолиться, а затем исповедаться, дабы с чистой совестью вершить суд; после службы состоится слушание дела, пусть господин Игмор будет готов — его вскоре пригласят.
Отец с дядей сели на лавки, Игмор принялся фальшиво насвистывать, Эрлайл — отбивать такт тонкими пальцами на рукояти меча. Отфрид тоже пристроился в углу и разглядывал извилистую трещину на потолке. Если склонить голову набок и смотреть сквозь ресницы, трещина напоминает дракона, а если широко раскрыть глаза и глядеть прямо, то совсем непохоже. Солдаты в соседней комнате притихли — должно быть, опасались привлечь внимание господина, когда тот нервничает.
Наконец сине-красный слуга явился снова и предложил следовать за ним. Фэдмар встал, переглянулся с родичем, тот пожал плечами… Отфрид пригладил складки камзола, поправил пояс, оттянутый слишком громоздким для хлипкого паренька мечом, и пристроился за старшими. В дверях Эрлайл пропустил племянника вперед, а сам подозвал оруженосца и отдал некие распоряжения. Что именно приказал своему человеку дядя, баронет из коридора не расслышал.
Слуга проводил их по галереям в другое крыло дворца, туда, где располагался зал. Подвел к украшенному витыми колоннами порталу, трижды громко стукнул и распахнул массивные створки. В зале стоял многоголосый говор, это было слышно даже из-за закрытых дверей, но, едва сине-красный постучал, стало тише.
Отец, следом Эрлайл, а за старшими и Отфрид двинулись в зал. Пока они входили, глашатай густым басом представлял ответчиков:
— Господин Фэдмар, барон Игмор, владетель Мэнса, сеньор Оквиля и Трейса, пожизненный судья Тренестрента, почетный член совета Рейкта…
Бас перечислял названия и титулы, являвшиеся ныне пустым звуком и свидетельствовавшие разве что о былом величии рода, к сегодняшнему дню утраченном.
— …с сыном! — заключил глашатай.
Имя баронета не прозвучало, что также являлось косвенным свидетельством пренебрежения, оказываемого холуями графа Оспера ответчикам. Слуги знают мнение господина и действуют в соответствии с хозяйским настроением.
Вслед за Игморами пришел черед Эрлайла, перечень его титулов оказался раза в три короче, чем у Фэдмара, но тоже вполне солидным. Тем временем Отфрид осторожно выглянул из-за спин старших родичей, и от горькой несправедливости сжалось сердце: зал был полон людей, чье предназначение — служить Игморам, но сегодня эти ничтожные человечки надувались от спеси при виде его, баронета Отфрида, при виде его скромного костюма, его старых потертых ножен… Они ухмыляются, предвкушают расправу… Мальчик сам не заметил, как рука сжала рукоять оружия. Придет час… Придет час, и все они заплатят за это унижение! Отфрид заставил себя разжать пальцы, вытянулся во весь свой невеликий рост и расправил плечи. Не сегодня, так потом — эти людишки обречены. Он отомстит, и чем дольше придется ждать, тем более жестокой будет месть Игмора. И еще одна мысль: отец действует неверно, отщипывая по кусочку силы и власти, которыми незаконно владеют чужие. Их слишком много в этом зале, если брать у них понемногу — не хватит жизни десяти поколений Игморов! Когда он, Отфрид войдет в силу, он станет действовать иначе. Он повергнет всех одним ударом. И тогда мир придет в равновесие — в нем будут лишь Игморы и слуги Игморов. Так будет правильно!
Подавив раздражение, Отфрид оглядел зал. В центре, спиной к высоким окнам восседал сам граф Оспер. Крупный мужчина с аккуратно подстриженной черной бородкой, утопающий в шитых золотом одеяниях синего и красного цветов, его окружают приближенные и телохранители. Разумеется, вассалы с прислугой также были наряжены в цвета сеньора. Поскольку расположился Оспер на подиуме и его кресло, напоминающее трон, было самым высоким, выходило, что золотой обруч с тонкими зубцами, символ графского достоинства, венчает красно-синий холм. По правую руку от Оспера находились места истцов — там расселись Лоренеты и прочие сеньоры, что принесли жалобы на Игмора. Слева также были приготовлены ряды сидений, однако они пустовали. Им суждено оставаться незаполненными до конца разбирательства, ибо ответчиков представляют лишь трое — отец и сын Игморы да Эрлайл.
Оставшееся пространство было заполнено скамьями и рядами кресел. Скамьи — для простолюдинов, жителей Мергена, пожелавших полюбоваться редким действом. Кресла — для персон поважнее, их заняли дворяне, не участвующие в распре. Старательно сохраняя показное спокойствие, ответчики прошли к отведенным им местам. Конечно, по сравнению с многочисленными истцами они выглядят сейчас довольно убого, подумал Отфрид. Что ж, поглядим, с каким видом эти надутые господа будут покидать зал, в который наверняка вступали с гордым и важным видом. Баронет был уверен, что уверенность отца имеет основание. Наверняка этот невесть откуда взявшийся родич приглашен неспроста, под загадочными фразами, которыми обменивался с ним барон, что-то кроется… Что? Это Отфрид скоро узнает. Мальчик занял место позади старших и приготовился слушать. Он предположил, что сейчас последует перечисление титулов господ, представляющих противную сторону и это затянется надолго, но нет — должно быть, глашатай назвал истцов, пока Фэдмар с союзниками следовал в зал. Так что сразу перешли к делу.
Глава семейства Лоренетов, краснощекий и толстый, поднялся, разгладил пышные усы и принялся бубнить, перечисляя многочисленные обиды, которые учинил ему и его соседям зловредный Фэдмар, барон Игмор. Голос толстяка был слаб, его слова вряд ли долетали до задних рядов, но граф Оспер кивал в такт, посверкивая золотом венца в разноцветных лучах, на которые был просеян витражами солнечный свет. Глядя на сеньора, кивали и окружающие графа сине-красные челядинцы. Впрочем, его светлость наверняка ознакомился со списком преступлений Игмора загодя и теперь вряд ли прислушивался. Лоренет бормотал и бормотал, монотонно и негромко. В задних рядах публики, не участвующей в судебном разбирательстве, уже слышались негромкие разговоры и скрип стульев — зрителям надоело. Да и союзники истца тоже, наверное, с трудом сдерживались. Об этом красноречиво говорили кислые гримасы на их лицах.
