Константин Сергиевский - Цена могущества
Я легко поднялся на ноги, вытирая о штаны перепачканные землёй пальцы.
‑ Это цветы, Учитель, ‑ ответил я очень просто и мягко. — Неужели ты успел забыть, как они выглядят?
Он замер безмолвно и неподвижно. Он был в смятении. В устроенном им островке смерти — живые цветы. Этого не могло быть. Но это — было. Учитель не понимал не источников, ни границ моего могущества. Наверное, этого не понимаете и вы. Я создал живой цветок в созданном величайшим из чёрных магов мире смерти и безвременья. Я нашёл лазейку в его сложном и совершенном заклинании. Нет, я не мог разрушить заклятье целиком. Образно говоря, я нащупал слабый камень в монолитной на вид стене, и мне удалось его расшатать. Крепление, связывающее его с соседними камнями, ослабло, и если мне удастся расшатать и их, получится лазейка для побега.
Я не стал долго созерцать его остолбенение. Я вернулся к прерванному занятию — взрыхлил землю вокруг цветов, полил их из обломка глиняного кувшина.
‑ Мы должны продолжить наши занятия — услышал я наконец. — Я ещё не всему успел научить тебя…
‑ Позже, Учитель, ‑ не оборачиваясь ответил я. — Позже. У меня ещё столько дел…
Обернувшись через минуту, я никого не заметил за своей спиной. Ушёл незаметно? Растаял в воздухе? Мне безразлично! Я продолжал ощущать накапливающуюся во мне новую силу.
Кстати, вы, наверное, недоумеваете, почему я не попытался сбежать, раз уж имел такую возможность. А какой в этом смысл? Он всё равно сумел бы меня отыскать.
Я не пришёл к нему ни на следующий день, ни днем позже. Я знал, что он сам явится ко мне. И он пришел вновь — ещё более мрачный, осунувшийся. Он даже ростом казался меньше.
Надо сказать, в момент его появления я сидел, болтая ногами, на зубце одной из наших башен — не на той, где колдун оборудовал свою лабораторию, а на другой, расположенной в противоположном конце замка. Он застал меня за весьма интересным занятием — я во всё горло распевал песню, услышанную как‑то раз от останавливавшихся заночевать в нашем замке наёмников. И песня была… так себе, мягко говоря. Мой отец, услышав подобные песенки из уст своего наследника, непременно велел бы высечь меня.
Я сразу почувствовал его приближение, но какое-то время не подавал виду, что заметил его. Наконец я соизволил повернуться:
‑ Вы меня напугали, Учитель. Зачем так внезапно подкрадываться?
Он не выглядел раздражённым или смущённым. Он выглядел… потерянным.
‑ Мы должны продолжить наши уроки, — произнёс он наконец после долгой паузы.
‑ Хорошо, ‑ ответил я беззаботно. — Завтра, в обычное время.
Моё обучение возобновилось. Нельзя сказать, что появившаяся во мне Сила сделала ненужными уроки чёрного мага. Просто теперь наши занятия стали для меня немного другими. Я по-прежнему воспринимал вещи, которые иначе не смог бы изучить и понять. В то же время, для меня порой внезапно открывались истины, о которых мне мой Учитель не рассказывал. Я не просто, как прежде, впитывал полученные от него знания. Теперь я пропускал их через некий фильтр. Светлый фильтр. Я пока ещё не был уверен до конца, но мне казалось, что светлая магия даётся мне гораздо лучше тёмной.
Некромант с пренебрежением относился ко всему, что являло собой Светлую магию. Но мой мозг не был мёртвым и заплесневелым, как у него, и я не мог не заметить, насколько схожи между собой два типа магии — Тёмная, которой он меня учил, и Светлая, которая жила теперь внутри меня, и временами проявляющаяся спонтанно, как давние полузабытые воспоминания. Да, была разница в подходах, методах, источниках волшебных сил, но, тем не менее, магия во всех видах была для меня единым целым — так яблоко с подгнившим боком не перестаёт оставаться яблоком. Я не могу подобрать подходящих слов для объяснений. Скажу так — если от пламени свечи случайно загорелась портьера, то совсем неважно, чем её потушить — старым дорогим вином из позолоченного кубка или содержимым ночного горшка, результат будет одним и тем же. Я настойчиво подступил к Учителю с вопросами, и в конце концов, уступив моему нетерпению, он скупо поведал мне о том, что раньше, в древние времена, магия была единым целым, и волшебники раньше, если у них было достаточно знаний и сил, могли и исцелять живых, и воскрешать мёртвых. Он отказался рассказывать мне о том, когда и почему маги разделились на Светлых и Тёмных. Впрочем, для меня это было не так уж и важно, самое главное, что я получил подтверждение сделанным мною выводам.
Кроме умения смеяться, ко мне вернулась и мальчишеская дерзость. Я стал иногда спорить и пререкаться с колдуном. Впрочем, не слишком часто, и не выходя из разумных границ. Однажды, когда мы изучали способы вызова демонов пространств, я заставил глиняную игрушку — предполагаемое вместилище вызываемого демона — укусить его за палец. Учитель был в бешенстве и в недоумении. А я от души хохотал! Теперь я вспомнил, что такое смех. И мой смех был не хриплым, как у годы назад разучившегося смеяться, сломленного горем человека, а искренним, от души, смехом наслаждающегося своей шалостью ребёнка!
Очень серьезный спор случился у нас по поводу уроков анатомии и висцеромантии. Колдун утверждал, что без этих знаний мне не овладеть искусством исцеления и предсказания будущего. Я сопротивлялся отчаянно — слишком ещё свежи были воспоминания. Слишком много видел я распоротых животов и вывалившихся внутренностей. Учитель считал моё недовольство обычным детским упрямством. И угомонился лишь после того, когда я вывалил свой обед прямо на страницы анатомического атласа с цветными и очень реалистичными рисунками. Я заявил, что предсказывать будущее по кишкам собак и младенцев — удел идиотов, которые не могут просто посмотреть, что будет. Учитель не стал ругаться, просто поморщился — скорее с досадой, чем с отвращением, и махнул рукой, досрочно завершив в тот день наши занятия. Он меня не понял — для некроманта не существует иных способов предсказания, кроме гадания по внутренностям. Я же не собирался открывать ему свои собственные, не от него полученные знания.
Будь он ко мне чуть повнимательнее, он бы мог заметить, что я не только имею дар исцеления, но и активно им пользуюсь. Я ничем не болел, не получал серьёзных травм, но царапины и ссадины во время игр были неизбежны. В мире остановленного времени ранки не воспалялись, но и не заживали. Новые повреждения просто накладывались поверх полученных ранее. В итоге — мои локти и колени со временем стали выглядеть так, словно с меня живьём пытались содрать кожу, но не довели это дело до конца. Среди появившихся у меня светлых навыков оказалось умение их заживлять. Причём, это почти не требовало затраты времени и сил.
