Роберт Асприн - Мир воров
— Теперь говори. И будет лучше, если твое объяснение окажется хорошим.
Оно оказалось превосходным. Мелилот с особым тщанием составил его и заставил Жарвину десяток раз повторить. Обрамленное толикой правды, оно звучало правдоподобно.
Общеизвестно, что Ай-Гофлан брал взятки. (Как, впрочем и, любой другой стражник, который мог быть полезен любому человеку богаче его). Поэтому Мелилот — лояльнейший и законопослушный гражданин, который, как клятвенно подтвердят все знающие его, во всеуслышание приветствовал назначение Принца новым губернатором и выражал надежду на переустройство городских порядков — так вот, Мелилот предположил, что, возможно, происшедшее является частью плана. Трудно предположить, что высокопоставленный начальник имперских войск так небрежно станет обращаться — это очевидно — с документом особой важности.
— Никогда, — пробормотал Нижару, но на верхней губе у него выступил пот.
Главное не промахнуться. Все зависело от того, хотел ли командор сохранить в тайне само существование свитка. Теперь, зная, что документ находится у Ай-Гофлана, он мог созвать своих людей, двинуться в казармы стражи и обыскать их от подвала до чердака, ибо — по крайней мере, судя по рассказанному Жарвиной — Ай-Гофлан был слишком осторожен, чтобы оставить свиток на ночь под присмотром какого-то писца. Он якобы обещал вернуться в следующий свободный от дежурства день, послезавтра или позже, в зависимости от того, с кем из товарищей он сможет поменяться.
Мелилот рассудил, что раз свиток настолько важен, что Нижару держал его при себе даже в обычном инспекторском обходе, значит он сугубо личный. Судя по всему, писец оказался прав. Нижару выслушал предложенный ему план с большим вниманием и периодически кивал головой.
Мелилот предлагал дать ложный перевод, с тем, чтобы побудить Ай-Гофлана предпринять какие-то действия, за которые Нижару легко сможет арестовать его, и никто не узнает, что документ, который по праву должен принадлежать командору, временно находился в руках капитана стражников. Пусть господин Нижару только определит конкретные условия, и можно будет считать, что дело сделано.
Когда Жарвина — которую Нижару по-прежнему считал мальчиком, чему она была несказанно рада — закончила говорить, командор надолго задумался. Затем он начал улыбаться, хотя улыбка так и не достигла его глаз, и в четких твердых выражениях объяснил свои условия участия в деле, предложенном Мелилотом. Свои слова он завершил вручением Жарвине двух золотых монет неизвестного ей образца и обещанием надрать ему (ей) задницу, если обе они не попадут в руки Мелилоту, а также крупной серебряной монетой, имевшей хождение в Илсиге, для него самого.
Затем он поручил неизвестному Жарвине воину проводить ее к воротам и перевести через Губернаторскую Аллею. Но девушка ускользнула от воина сразу же, как только они вышли с территории дворца, и мимо Шелкового угла бросилась к черному входу в контору.
Мелилот, будучи богатым, мог позволить себе замки на дверях — он вручил Жарвине тяжелый бронзовый ключ, который она спрятала в сумку с письменными принадлежностями. Девушка с трудом засунула ключ в замочную скважину, но не успела она повернуть его, как дверь широко распахнулась, и она шагнула вперед, словно влекомая чьей-то волен.
Улица, точнее переулок, был тем же самым. Та же самая дверь с навесом над крыльцом. Снаружи все было в порядке.
Но внутри все было абсолютно, совершенно, неописуемо не так.
4
Жарвине захотелось кричать, но она обнаружила, что не может набрать достаточно воздуха. Непонятная безвольность разлилась по ее членам, словно девушку покинули силы. Она поняла, что еще один шаг поставит ее на грань физического истощения и собрала все оставшиеся силы лишь для того, чтобы оглядеться, и уже через мгновение пожалела, что сделала это.
Помещение было наполнено тусклым светом. В этом свете по обеим сторонам вырисовывались высокие стены, вымощенный каменными плитами пол под ногами, и ничего вверху — кроме струящейся дымки, временами приобретающей чарующие пастельные цвета: розоватый, голубоватый или нездоровый фосфоресцирующий цвет умирающей рыбы. Впереди от Жарвины не было ничего, кроме длинного стола, неестественно длинного, такого, за которым мог бы расположиться целый отряд воинов.
По спине Жарвины поползли было мурашки, но застыли из-за зачарованного паралича, охватившего девушку. Ибо увиденное ею во всех отношениях совпадало с рассказываемыми шепотом описаниями дома Инаса Йорла. Во всем мире существовало только три Великих Колдуна, настолько могущественных, что им не было нужды беспокоиться о том, чтобы их имена были у всех на устах: один жил в Рэнке и служил при дворе, второй, почитаемый самым опытным, находился в Илсиге, третий по причине какого-то скандала перебивался в Санктуарии — это и был Инас Йорл.
Но как он мог попасть сюда? Его дворец находился к юго-востоку от улицы Храмов.
Если…
Эта мысль непроизвольно всплыла в памяти, Жарвина попыталась, бороться с ней, но тщетно. Кто-то когда-то объяснял ей: ЕСЛИ ТОЛЬКО ОН НЕ НАХОДИЛСЯ ГДЕ-ТО В ДРУГОМ МЕСТЕ.
Неожиданно стол погрузился вниз, и одновременно откуда-то издалека приблизилось похожее на трон кресло с высокой спинкой, в котором сидел удивительный человек. Он был укутан в невообразимо просторный плащ из какой-то тускло-коричневой ткани, а на его голове была надета высокая шляпа, широким полям которой каким-то образом удавалось скрывать в тени лицо даже в этом льющемся отовсюду сером свете.
Но в этой тени горели два красных уголька, приблизительно там, где должны находиться человеческие глаза.
Человек сжимал в правой руке полуразвернутый свиток, а левой стучал по столу. Пальцы его были непропорциональны и казалось, что у части их суставов недостает, а у другой, наоборот, избыток.
Подняв голову, человек заговорил.
— Девушка. Любопытно. Из тех, кто… страдал. Это было наказание?
Жарвине казалось, что тусклое свечение двух красных угольков проникало сквозь ее одежду и плоть. Она ничего не могла вымолвить, да и сказать ей было нечего.
— Нет, — промолвил колдун, ибо это был он и никто другой. Выронив свиток на стол, где тот тотчас же скрутился в ровную трубочку, он поднялся и приблизился к Жарвине. Одно движение — словно он обрисовал в воздухе ее силуэт — освободило ее от онемения, сковавшего члены. Но у Жарвины хватило ума не пытаться бежать.
Куда?
— Ты знаешь меня?
— Я… — она облизнула пересохшие губы. — Мне кажется, вы — Инас Йорл.
