Сергей Шведов - Меченые
— А правда, что вас дьявол метит? — Голос ее дрогнул от страха и любопытства.
— Правда, — усмехнулся Туз. — Только наших дьяволов молчунами зовут.
Меченый расстегнул рубаху. Под левым соском на его груди темнел размытый силуэт Башни. Гильдис приблизилась к нему почти вплотную. Пахло от нее цветами и еще чем-то волнующим и нежным.
— И это все?
— А ты хотела бы увидеть больше? — В глазах сержанта вспыхнули насмешливые огоньки.
Гильдис смутилась и отступила на несколько шагов. Бледные щеки ее порозовели, спеси поубавилось, и смотрелась она сейчас гораздо лучше, чем в первый миг свидания.
— Тебя убьют завтра. Я слышала, как отец говорил об этом с владетелем Нидрасским.
— И ты обольешь слезами мою могилу?
Гильдис возмутилась — что он, собственно, воображает о себе, этот меченый?! Да, она пригласила его, быть может, не в самое подходящее время, но вовсе не для того, чтобы выслушивать разный вздор.
— А для чего же?
Похоже, этот синеглазый негодяй воображает себя неотразимым. Но это даже не смешно. Благородная Гильдис встречала таких блестящих кавалеров, рядом с которыми этот мальчишка выглядит неотесанным мужланом. Взять хотя бы Альрика Нидрасского, возможно он не столь смазлив, но благородство происхождения, умение держать себя в обществе искупает многое.
— У Берты был сын, брат Марты. — Гильдис пристально посмотрела на Туза. — Он остался у вас в Башне.
Туз помрачнел. Густые брови сошлись у переносицы. Лицо сразу же потеряло половину своей привлекательности, стало жестким и неприветливым.
— Это она тебя просила?
— Нет, я сама.
— Забудь об этом, — холодно сказал сержант. — У меченого есть только одна мать — Башня и другой быть не может.
— У тебя нет сердца, меченый, — возмущенно фыркнула Гильдис. — Разве ты не хотел бы узнать, кто твоя мать?
— Хватит, девушка! Пустой разговор.
Лицо его стало бледным от ярости. Гильдис, однако, не испугалась, а пожалела его. Видимо, сама того не желая, она задела в его душе струну, которой касаться не стоило вовсе. Надо же, а казался таким спокойным и холодным, как камень зимой.
— Почему вы не живете как все люди?
— Мы живем как умеем и по-другому не хотим.
Оба замолчали, недовольные друг другом. Эта самоуверенная девчонка, полезшая в дела, ее совершенно не касающиеся, раздражала Туза, но уходить ему почему-то не хотелось.
— В Нордлэнде живут иначе? — выбрал он нейтральную тему для разговора.
— Бург прекрасен, — встряхнула Гильдис медными волосами. — А у вас здесь скучно, как в склепе.
— Хочешь, я тебя украду? — К Тузу вернулось хорошее настроение. — Будет о чем рассказать подружкам в Бурге.
Гильдис отпрянула, уж слишком по-дьявольски у меченого засверкали глаза. Вот еще негодяй.
— Не бойся, я пошутил.
— Вы уже сотни лет шутите так с нашими девушками, и, кроме горя и слез, они ничего от вас не получили.
— Конечно, меченый — это не городской щеголь-владетель вроде того, который гостит у вас в замке.
— Какое дело меченым до наших гостей?
— Меченым до всего есть дело, — надменно бросил Туз. — Вдруг твой отец готовит заговор против Башни.
Гильдис стало не по себе. Этот мальчишка вовсе не был так безобиден и добродушен, как ей показалось вначале.
— Альрик Нидрасский — один из самых могущественных владетелей Нордлэнда, близкий друг короля Рагнвальда.
— Тем более, — жестко отозвался Туз.
Зря она его пожалела. Смотри, как оскалился, того и гляди вцепится в горло, не в ее, конечно, но все равно страшно. Сколько благородных владетелей пало от руки меченых — не пересчитать. И этот не лучше других. Молодость проходит, а черная душа остается. Недаром же в народе говорят, что у меченых вместо сердец камни. Пора было заканчивать этот затянувшийся разговор, и без того Гильдис позволила себе слишком многое, Чего доброго этот приграничный мужлан вообразит, что он интересен дочери ярла Хаарского.
— Спасибо, что пришел.
— Всегда к твоим услугам, — усмехнулся сержант.
Гильдис презрительно скривила губы и исчезла за порогом. Туз беззвучно засмеялся ей вслед.
С раннего утра Ожский замок гудел, как потревоженный улей. Воины с азартом спорили о шансах противников в предстоящем поединке. Подавляющее большинство склонялось к мысли, что меченый не устоит. Однако были и такие отчаянные спорщики, которые ставили на сержанта в тайной надежде, что меченому поможет сам дьявол. Стало известно, что ярл Гольдульф поставил на Туза своего лучшего боевого коня. Это обстоятельство внесло смятение в умы спорщиков. Но конопатый Харни высмеял маловеров:
— Чтобы досадить меченым, ярл готов отдать всех коней из своей конюшни.
Легкомысленного Харни поддержал и более основательный Густав:
— Коня ярл и так уступил бы гостю.
— И не только коня, — многозначительно добавил Харни и указал глазами на окна покоев дочери хозяина.
Плотники еще не успели закончить помост, предназначенный для ярла и почетных гостей, а группы возбужденных зрителей уже толклись во дворе, переругиваясь и отчаянно споря. Наконец, когда возбуждение достигло наивысшего предела, появились ярл Гольдульф и владетель Нидрасский. Следом шли воины владетеля, среди которых выделялся Ульф, оруженосец благородного Альрика, блондин приятной наружности, высокого роста и крепкого телосложения. Оба его товарища выглядели ему под стать. Все трое были облачены в длинные кольчужные рубахи, почти достигавшие колен. Головы воинов защищали остроконечные шлемы.
Меченые, стоявшие отдельной группой почти у самых ворот замка, о чем-то заговорили между собой. Видимо, и на них вооружение приезжих воинов произвело впечатление. Один Туз оставался совершенно спокойным. Одет он был в кожаную куртку, но многие знали, что в эту куртку были вшиты пластины, которые не брали ни меч, ни стрела. Голову сержанта украшал черный берет, на котором красовался ненавистный всем золотой знак в виде Башни. Туз был вооружен двумя мечами, висевшими, по обычаю меченых, у него за спиной крест на крест, и кинжалом, узким, как шило.
Воины владетеля выстроились в ряд. Ульф стоял впереди товарищей: гладкий щит его блестел на солнце, а у пояса висел внушительных размеров меч. Его товарищи выглядели не столь роскошно, но заметно было, что люди они бывалые и опыта им не занимать. Симпатии большинства зрителей были на их стороне — слишком уж велика была впитанная с молоком матери ненависть к меченым.
Туз подал знак Ролло, назначенному распорядителем, что к поединку готов. Ульф скорчил презрительную гримасу. Условия поединка — втроем против одного мальчишки — он считал унизительным для своего достоинства. Громко, чтобы слышали окружающие, он сказал своим товарищам:
