Танит Ли - Повелитель гроз. Анакир. Белая змея
Ломандра остановилась. Она стояла совершенно неподвижно, и вся гордость и презрение Вал-Малы сквозили в каждой ее черточке, ибо сейчас она была точной копией своей госпожи.
— Меня послала к тебе моя хозяйка, королева эм Дорфара и всего Виса, вдова лорда Редона, — сообщила она холодно, нанизывая титулы один за другим, точно драгоценные жемчужины.
— Зачем?
Ее прямота ошарашила Ломандру, но всего лишь на миг.
— Чтобы служить тебе. Королева чтит дитя ее мужа.
Ашне’е повернулась и посмотрела на нее. «Что за жалкое существо!», подумалось Ломандре с безжалостным отвращением. Ну, разве что кроме глаз. Они тоже были янтарными и совершенно необыкновенными. Ломандра обнаружила, что смотрит в их янтарную глубину, и быстро отвела взгляд, чувствуя себя до странности не в своей тарелке.
— Сколько тебе осталось до родов?
— Не очень долго.
— Мне нужен точный ответ. Насколько мы понимаем, женщины из Долины носят своих детей меньше, чем Висы.
Ашне’е не ответила.
Высокомерие Ломандры кристаллизовалось, превратившись в гнев. Она подошла к девушке вплотную, нависнув над ней.
— Я спрашиваю тебя еще раз. Сколько осталось времени до рождения твоего ребенка?
Да, эти таза были совершенно…. Ломандра долго искала в памяти подходящее слово, но так и не нашла его. Возможно, всего лишь их необычный цвет, не свойственный ее собственной расе, заставлял их казаться столь… сверхъестественными. Тонкие сосудики, точно тропки, вели через белки в золотистые ободки радужных оболочек, оканчиваясь в омутах зрачков. Эти зрачки начали расширяться, отвечая на ее взгляд. Казалось, они затягивают ее в бездонную кружащуюся тьму. Уже падая в эту бездну, Ломандра ощутила, что ее охватывает странное, совершенно не знакомое ей ощущение — всеобъемлющий ужас, парализующий страх и нестерпимое страдание.
Задыхаясь, она отпрянула и была вынуждена ухватиться за кресло, чтобы не упасть.
Когда она вновь опустила взгляд, девушка сидела, низко опустив голову, а волосы падали ей на лицо.
Ломандра в смятении оглянулась вокруг. Я больна, подумалось ей.
— Мой ребенок появится на свет через пять месяцев.
Ломандра вспомнила, что задавала девушке какой-то вопрос; должно быть, это был ответ. Она спрашивала ее о родах. Внезапно она пришла в себя; ее охватило каменное спокойствие, а недавний короткий приступ истерической растерянности показался почти забавным. Пожалуй, стоит уделять себе больше внимания. Наверное, это все жара, или, возможно… Ломандра улыбнулась, вспомнив, что сегодняшнюю ночь проведет с Крином, Четвертым Дракон-Лордом, командиром Речного гарнизона, чьи ласки никогда не оставляли ее равнодушной.
Ашне’е сразу стала незначительной, отодвинулась куда-то на задний план.
Ломандра не вспоминала о ней ни за высоким столом в гарнизоне, ни позже, когда красноватая тьма ночи просочилась сквозь приоткрытые окна и весь мир для нее сузился до горячего мужского тела рядом с ней да алой звезды на небосклоне. Но когда она заснула, ей привиделось, будто она лежит с огромным животом, ожидая неминуемо надвигающихся родов и чувствуя пугающие движения нерожденного младенца в своем лоне. Вдруг что-то изменилось, вокруг нее уже бушевала разъяренная толпа, а она сама, обнаженная, была распростерта на площади, под неумолимым небом, и ее вдруг пронзила невыносимая боль от клинка, входившего все глубже и глубже в ее лоно — самое древнее и страшное наказание Висов. Она закричала, она услышала немой крик эмбриона. Она увидела свой труп и поняла, что это не она. Это была мертвая Ашне’е.
Ее тряс Крин. Она уткнулась лицом ему в грудь и разрыдалась. Ломандра не плакала с тех самых пор, как, очень давно, покинула свою страну и отправилась в скалистый Дорфар. Сейчас из ее глаз лились неукротимые потоки, а потом она еще долго дрожала, испуганная, что сходит с ума.
Сначала она хотела признаться в своем страхе королеве, попросив, чтобы вместо нее приглядывать за ведьмой послали какую-нибудь другую придворную даму, но когда она предстала перед Вал-Малой, принеся той ответ на ее вопрос, то мгновенно потеряла всякую надежду на это. После чудесного спасения от змеи красота Вал-Малы постепенно померкла под игом того, кто рос в ее лоне; она сама не знала, чего хотела, стала капризной и вспыльчивой.
Поэтому Ломандра вернулась во Дворец Мира и нашла там лишь исхудавшую и истаявшую, точно свеча, девушку, прикованную к паразиту развивающейся в ней новой жизни.
Прошел месяц. Ломандра одевала девушку в дорогие шелка и бархат, висевшие на ней как на вешалке, причесывала ее тусклые безжизненные волосы и внимательно наблюдала за ней, никогда не глядя ей в глаза, которые теперь в ответ никогда не обращались на нее.
И Ломандра недоумевала. Она успела узнать это хрупкое тело до мельчайших подробностей, но при этом не знала ровно ничего. Душа, обитавшая в этом теле, оставалась для нее тайной за семью печатями.
Врач, который в своих черных одеждах, висевших на нем мешком, походил на скелет в лохмотьях, приходил и уходил. В конце месяца Ломандра снова подкараулила его в сумрачной колоннаде.
— Как идут дела, господин врач?
— Неплохо, хотя, на мой взгляд, она не создана для деторождения. У нее очень узкие бедра, а таз как у птички.
Ломандра спросила, как велела ей Вал-Мала:
— Ждать осталось уже недолго?
— Еще несколько месяцев, госпожа.
— Я думала, меньше, — солгала Ломандра, повторяя слова королевы. — Временами у нее из груди капает молозиво. Она жаловалась на сильные боли внизу спины. Разве это не предвестники?
У врача сделался удивленный вид.
— Я ничего такого не заметил. Она ничего не говорила.
— Ну, я же все-таки женщина. Она невежественная крестьянка и, возможно, стесняется разговаривать о таких вещах с мужчиной.
— Тогда может быть, что и скорее.
Когда он, точно потрепанная тень, развернулся и исчез за колоннами, вид у него был встревоженный.
Ломандра, уже положившая руку на занавесь, остановилась. Она уже давно догадывалась о намерениях королевы; но лишь сейчас, впервые за все это время, она почувствовала отвращение при мысли о том, в чем стала соучастницей.
В комнате девушка сидела перед овальным зеркалом, медленно проводя гребнем по своим неживым волосам. К горлу Заравийки подступила неожиданная жалость. Она подошла к девушке, ласково взяла у нее из руки расческу и продолжила ее движение.
— Ломандра.
Женщина вздрогнула. Этот голос ни разу еще не произносил ее имени. Он оказал на нее странное воздействие: на миг бледное исхудалое лицо в зеркале стало лицом королевы, которой она служила. Ее глаза встретились с глазами Ашне’е, отраженными от стекла.
