Филип Пулман - Северное сияние
После непродолжительного молчания Лира вновь услыхала голос старика:
— Глаза у меня уже не те, да и лед очень грязный. Там что, на темени, отверстие?
— Именно так.
— Трепанация?
— Без сомнения.
Вновь все заговорили разом. Магистр наконец опустился в свое кресло, и Лира увидела, что же происходит в комнате. Стоя в круге света, который отбрасывала лампа волшебного фонаря, проректор подслеповато всматривался в содержимое большого ледяного куба, где внутри виднелось окровавленное месиво — все, что осталось от человеческой головы.
Пантелеймон заметался от стенки к стенке, его отчаяние мгновенно передалось девочке.
— Ну, тише, тише, — еле пошевелила она губами. — Давай послушаем.
— Доктор Грумман некогда работал в этих стенах, — горько проронил декан.
— Какой страшный конец!
— Попасть в руки тартар…
— Помилуйте, какие тартары? Это же Крайний Север!
— А что мы о них знаем? Они могли проникнуть сколь угодно далеко.
— Вы сказали, что обнаружили это во льдах Свальбарда. Я вас правильно понял? — спросил декан.
— Совершенно верно.
— Так не означает ли это, что к трагедии могли быть причастны панцербьорны?
Лира не вполне разобрала последнее слово, потому что слышала его впервые, но, судя по всему, остальным оно было хорошо знакомо.
— Это невозможно, — решительно возразил профессор из Кассингтона. — Панцербьорны на это не способны.
— Стало быть, вы плохо знаете Йофура Ракнисона, — негромко отозвался профессор-паломник, к словам которого все прислушивались очень внимательно, поскольку на его счету была не одна арктическая экспедиция.
— Вполне возможно, что теперь он снимает со своих жертв скальпы на тартарский манер. Меня это ничуть не удивляет.
Лира быстро посмотрела на дядю Азриела. Скрестив руки на груди, он с сардонической усмешкой взирал на разгорячившийся цвет науки.
— А кто это такой, как бишь его, Йофур Ракнисон?
— Это владыка Свальбарда, — ответил паломник. — Совершенно верно, он один из панцербьорнов. Такой, знаете ли, узурпатор, хитростью проложивший себе дорогу к трону. Во всяком случае, насколько я понимаю, он представляет собой фигуру довольно серьезную. И что бы там ни говорили о его… затеях, он далеко не так прост. Хотя затеи эти, прямо скажем… Дворец себе отстроил из привозного мрамора. Университет даже основал.
— Что? Университет? Для кого же? Не иначе как для медведей, — сострил кто-то под общие смешки.
— И тем не менее, — продолжал паломник, — я убежден, что трагедия, приключившаяся с доктором Грумманом, вполне во вкусе Йофура Ракнисона. Однако, друзья мои, как это ни удивительно, но к нему можно найти подход, если понадобится, конечно. И тогда он начнет вести себя по-другому.
— А вы, Трелони, разумеется знаете, как этот самый подход найти, — колко осведомился желчный декан.
— Разумеется знаю. Ему просто нужно дать то, чего он жаждет более всего на свете. Более славы, более почестей. Ему нужен альм. Найдите способ наделить его альмом — и он у вас в кармане.
Всех присутствующих эти слова от души позабавили.
Лира ошарашенно покрутила головой. Для нее все то, о чем говорил профессор, звучало, как тарабарщина. И вообще, куда интереснее слушать про скальпы, про северное сияние, про Серебристую Пыль эту загадочную. Но к вящему ее разочарованию, дядя Азриел явно не собирался больше ни снимки показывать, ни находки демонстрировать. Разговоры свелись к ожесточенной полемике по поводу того, давать или не давать лорду Азриелу денег на снаряжение еще одной экспедиции. В самый разгар этой словесной баталии Лира почувствовала, как веки ее наливаются свинцом, голова клонится вниз, и вскоре она уже крепко спала. Пантелеймон тоже дремал, уютно обвившись вокруг ее шейки. Как всегда, чтобы выспаться получше, он обернулся горностаем.
Лира проснулась от того, что кто-то тряс ее за плечо.
— Т-ш-ш, — прошептал дядя. Он сидел на корточках перед открытой дверцей шкафа. — Все уже разошлись, но слуги еще не спят. Живо, марш в свою комнату, и никому ни слова!
— Они вам дали денег? — спросила Лира сонным голосом.
— Дали, дали.
— А что такое Серебристая Пыль? — пискнула девочка, пошатываясь спросонья.
— Не твоего ума дело.
— А вот и моего. Сами же мне велели подслушивать, а теперь ничего рассказать не хотите. А можно мне на отрезанную голову посмотреть?
Пантелеймон заерзал, шерстка у него поднялась дыбом, и Лире стало щекотно вокруг шеи. Глядя на ее заспанную мордочку, лорд Азриел расхохотался.
— Ой, не зли меня, — простонал он и принялся упаковывать слайды. — Успела ты проследить за магистром?
— Конечно. Знаете, как он всполошился из-за вина!
— Хорошо, хорошо. Ну, на этот раз мы его обошли. А теперь давай-ка в кровать и без разговоров.
— Дядя, а вы куда едете?
— Я возвращаюсь на Север. У меня всего десять минут, дружок.
— Возьмите меня с собой.
Лорд Азриел поднял голову и посмотрел на Лиру так, словно бы увидел ее впервые. Кошачьи зрачки пумы-альма сузились. Под этими взглядами девочка почувствовала себя как под перекрестным огнем, но глаз не опустила, хоть и залилась краской до корней волос.
— Это исключено, — помолчав, произнес лорд Азриел. — Сейчас твое место здесь.
— Но почему? — взмолилась Лира. — Почему оно здесь? Я так хочу на Север, чтобы самой все увидеть: и медведей, и айсберги, и северное сияние. Мне так интересно про эту Серебристую Пыль. И про город в небе. А это правда другой мир?
— Послушай меня, девочка, и постарайся понять. Тебе туда нельзя. Время сейчас опасное, так что давай-ка будь умницей и отправляйся в кровать. А я тебе моржовый бивень привезу. Хочешь? Настоящий, резной. Все, все, ни слова больше. Не буди во мне зверя.
При этих словах альм-пума издала негромкий утробный рык, и Лира вдруг как-то на удивление ясно поняла смысл выражения “разбудить зверя” и легко представила свои ощущения, когда оба ряда вот этих вот белоснежных зубов сомкнутся на ее горле.
Нет, лучше было ретироваться. Лира насупилась, поджала губы и исподлобья посмотрела на дядю. Но он, казалось, забыл о ней, поскольку был целиком поглощен выкачиванием воздуха из вакуум-контейнера. Не говоря ни слова, все с тем же решительно-мрачным лицом, Лира вышла из комнаты и отправилась спать.
* * *
Магистр и библиотекарь, два старинных друга и соратника, всякий раз после горьких поражений, если таковые случались, садились вместе, чтобы утопить утрату в стакане доброго вина. Так было и на этот раз. Как только лорд Азриел уехал, они отправились в покои магистра и расположились в его кабинете. Шторы на окнах были плотно задернуты, в камине уютно горел огонь, оба альма привычно примостились один на плече, другой на коленях. Наконец-то можно было спокойно обдумать то, что произошло.
