Блэки Хол - Sindroma unicuma. Книга 2.
Эльза активно замахала рукой, привлекая внимание Мелёшина. Девица явно набивалась к нему в пару, но препод сделал проще: список с фамилиями разбил на две части и образовал пары сначала из первого списка, зачитывая фамилию сверху и снизу, а потом взялся за второй список.
Эльзе выпало судьбою, вернее, преподавательской волею, изучать разочарование с неким Ляповатым. Судя по её лицу, соответствующему теме исследования, результаты обещали быть успешными.
Одно за другим отлетали скука, гнев, нежность, паника, ненависть, презрение и череда прочих эмоциональных процессов. По рядам прокатывались смешки, когда из очереди вылетели любовь и экстаз, доставшись каким-то несчастным.
- А удовольствие будут изучать Мелёшин...
В рядах оживились.
- ... и Папена.
Позади меня засмеялись парни:
- Говорят, Мэл - специалист по изучению удовольствия во всех видах и позах.
Мелёшин с невозмутимым видом карябал что-то в тетради, а Эльза окатила меня убийственным взглядом.
Капе, собравшему по приходу на консультацию порцию приветственных рукопожатий, по итогам преподавательской жеребьевки достались раскаяние и компания девушки-старосты другой группы. Что ж, у парня наработан богатый опыт по этой части, поэтому ему не составит труда выполнить работу.
Я снова вернулась взглядом к Мэлу, а мыслями - к утренней стычке в общепите. В ней Мелёшин поставил себя выше установленных правил, применив заклинание на глазах у десятков свидетелей. Дегонского же, не поддавшегося на провокацию, нельзя назвать трусом. Кто знает, вдруг, в отличие от самоуверенного Мэла, ему бы не сошло с рук ответное заклинание, и его в два счета выперли бы из института за нарушение студенческого кодекса?
Покуда я размышляла, Дегонский постепенно рос в моих глазах, превращаясь в дальновидного парня, не ставшего раздувать конфликт из разумной предосторожности, в то время как Мелёшин, сидя на другой чаше весов моего правосудия, опускался все ниже и ниже с адским хохотом, и постепенно у него появились хвост, рога и копыта, нарисованные фантазией. В конце концов, принципиальность Мэла в отношении личного едового места выглядит смешной. Сдался ему этот стол в углу!
После консультации я нагнала Мэла в коридоре.
- Чего тебе, Папена? Я тороплюсь, - сказал он, оглядываясь по сторонам.
- Ты подстроил исследование в паре по элементарке?
- Папена, твое мнение о себе выше, чем есть на самом деле, - сделал скучное лицо Мелёшин. - Мне без разницы, что и с кем изучать.
- Понятно.
Я развернулась, чтобы уйти, но вспомнила и спросила:
- Утром, в столовой... Вы с Дегонским на полном серьезе говорили... ну... о парке?
- Я похож на шутника? - прищурился Мэл. - Смотрю, ты распереживалась за него. Или за меня?
- Больно надо.
- Странно. Я ждал, когда бросишься защищать Дегонского как настоящая альтруистка, - сказал насмешливо Мелёшин. - Нимб блестит - глазам больно.
- Ты спровоцировал его. Зачем?
- Хочешь заступиться? - спросил Мэл с легкой издевкой и предложил: - Заступись. Попроси за него у меня.
- Почему у тебя? Это у Дегонского я должна просить за твою линялую шкурку.
- А ты попросишь? - заинтересовался Мелёшин. - Все-таки беспокоишься обо мне?
Умеет же человек запутать и развернуть разговор задом.
- Я не то хотела сказать. Дегонский имеет право вызвать тебя в парк, а не ты его.
- Не вызовет. Остынет, подумает, посоветуется. Еще раз подумает и откажется. А я - нет.
Сказал - и точка. Своими словами Мэл подтвердил намерения в отношении кудрявого. С непонятной целью на пустом месте устроил конфликт, а теперь пытался и меня втянуть в него.
- У тебя есть время подумать, - обронил Мелёшин и удалился.
Следом энергично и громогласно отлетела консультация у Стопятнадцатого, из которой я не поняла больше половины в силу многократного эха. По окончанию занятия подошла к декану, собирающему высокую стопку из рефератов, сданных должниками и, протянув брошюрку, соврала, не моргнув глазом:
- Спасибо, Генрих Генрихович. Очень помогло.
- Прекрасно, - ответил Стопятнадцатый. - Где же вы оставили книжку на ночь?
- В архиве, - ложь полилась рекой. - А с утра забрала.
- Хорошо, что не забываете об ответственности. Сами понимаете, если бы страж задержал при входе, мало того, что позора не обрались, так исключили бы сразу и без объяснений. Вы поступили дальновидно, милочка.
Незаслуженная похвала пристыдила. Теперь я с Монькой повязана преступной нитью толщиной с канат. Совесть повелела мне вздохнуть тяжко и покаяться:
- Генрих Генрихович, вчера в оранжереях случилась неприятная история...
- Знаю, - кивнул декан и огладил бородку.
- Откуда? - вскинулась я и увяла. Конечно же, безобразие, оставшееся после объедалова, было трудно не заметить.
- Вашего участия, вернее, причастности, не установлено, - объяснил терпеливо мужчина, взял рефераты под мышку, и мы пошли, разговаривая по пути. - Вы действовали, правильно оценив обстановку. Лаборант Матусевич нарушил правила и покинул место, не закончив работу.
- Он не виноват, честно-честно! Я постучала, а он вышел и надышался... а потом мы... Неужели всю вину возложат на него? - спросила с мольбой.
- У Матусевича выявились смягчающие обстоятельства. Оказалось, больше полугода он находился на грани нервного срыва, в котором косвенно виноват Максимилиан Эммануилович.
- Каким образом? - изумилась я.
- Единоличным решением поставил под сомнение актуальность диссертации Матусевича, которая, кстати, при необходимом материальном оснащении обещает стать революционной вехой в висорике.
- Значит, камнееды все-таки нужные? - воскликнула я, не в силах удержать радость от известия Стопятнадцатого.
- Нужные, - засмеялся мужчина. - Экая вы, Эва Карловна, беспокойная.
- А уборка? Мы там... ну... порядочно...
- Наели? - улыбнулся декан. - Меня порадует, если употребленные вами оранжерейные наработки пойдут на пользу организму.
- Спасибо, Генрих Генрихович! - крикнула я, убегая.
- Мне-то за что? - пожал он плечами. - В следующий раз мойте руки перед едой!
Желудок уркнул, пробудившись после спячки. Где там сухарики в нашей сумке?
На очереди стоял обед в обществе пресветлых персон, четко давших понять всему институту, что столик в углу столовой неприкосновенен. Бесконечная карусель, начинающая навевать на меня тоску.
В холле на глаза попался Петя, разговаривавший с другом у святого Списуила. Собеседник Пети в точности походил на него фигурою, и я тут же решила, что парни ходят на одни и те же тренировки.
- Привет! - не стесняясь, присоединилась к маленькой компании.
