Иней Олненн - Книга 1. Цепные псы одинаковы
— Нам никто не помог, — глухо произнес Ингерд. — Да и кто мог помочь?.. Мы всегда умели постоять за себя! — он налил в кружку вина, одним духом выпил и не почувствовал вкуса, словно пил воду. — Сколько раз мы стояли против Асгамиров, но им так и не удалось опрокинуть нас! Если бы не тот злополучный пожар, если б мы не открыли ворота…
Знахарь все молчал.
— Черные Волки никогда не поднимали оружие на женщин и детей, те, кто напали на нас ночью, не пощадили никого. У вас бывает такое?
— Не слыхал, — ответил знахарь коротко.
— Вот видишь. Но я отыщу того, кто вытравил мою семью, если прежде моя собственная ненависть не задушит меня! Мне бы только вызнать, кто мой враг…
— Так сильна твоя ненависть, что решишься через хаттмар пройти — обряд Белого Огня?
— Решусь.
— Выдержит ли сердце твое? Дороги назад не будет.
Ингерд не ответил, но знахарь ответ по лицу прочел и говорит:
— Вступающий на стезю мести клянется кровью перед лицом огня, и бёрквы свидетели такой клятвы. И если ты не принесешь им обещанную душу, они заберут твою собственную. Я встречал таких людей. То уже не люди были. Почто жизнь свою перечеркиваешь?
— Для того мне жизнь и оставлена, чтоб за весь мой род, что костьми неприкаянными на Стечве лежит, отомстить, — твердо ответил Ингерд.
Знахарь головой покачал, поднялся, подошел к двери и пошарил над притолокой. Достал оттуда маленький сверток и положил перед Ингердом.
— Что это?
— Разверни, — ответил знахарь, а сам пока засветил лучину.
Ингерд сверток распечатал, в нем оказался наконечник стрелы. Он поднес его к огню, чтоб получше рассмотреть, и на боковине увидел знак кабаньего клыка.
— Это Асгамирова стрела, — прошептал он. — Где ты взял ее, колдун?
— Из твоей ноги вытащил.
Ингерд уставился на наконечник, словно держал ядовитого гада в руке. В памяти сразу вспыхнуло имя: Рунар. Сын Эвана Асгамира, Высокого Янгара клана Дикого Вепря, они жили по другую сторону Стечвы, а там земли великие, из конца в конец не пройдешь. И жить бы в мире, но не было мира. Как объяснить, что все у Вепрей есть, а им все мало? Племя Ингерда дралось с ними так часто, что уже знали друг друга в лицо. Как только Асгамиры нападали на Волков, Рунар непременно оказывался против Ингерда, они будто искали друг друга, охотились друг за другом, будто сама судьба определила их врагами.
И вот в ту роковую ночь, освещенную кострами пылающих домов, в той бешеной резне показалось Ингерду, что он узнал в одном из нападавших Рунара. А узнать было непросто — лица их были закрыты, а которые не закрыты, те до черноты вымазаны сажей. Будь он уверен, уже сейчас отловил бы Рунара и голыми руками вырвал бы сердце из его груди!
— Мне нужно имя, — прошептал он. — Имя!
Знахарь попытался его остудить:
— Ну что за нужда? Теперь ты знаешь, что на тебя Асгамиры напали, — он кивнул на наконечник, — так бейся с ними! И душу успокоишь, и Соколиному племени помощь будет! А клятву принесешь — себя погубишь.
Ингерд вскочил и заметался по избе, выкрикивая страшные проклятья, грозясь уничтожить всех Вепрей одного за другим, пока знахарь не сказал ему:
— Уймись. Мстить нужно с горячей кровью, но с холодной головой.
Ингерд запустил руки в волосы и сполз по стене на пол.
— Как же мне быть? — голос его дрогнул. — Я не могу ждать!
— Можешь. Сделай ненависть точилом своего клинка. Пропитай ею стрелы своего лука, и тогда твоя месть поразит без промаха. А сейчас ложись-ка спать. Оставь раздумья светлому дню. Этак оно вернее будет.
— Да усну ли я? — горько вздохнул Ингерд.
— Уснешь.
Уложил знахарь парня на лавку, на меховое одеяло, дунул ему в лицо, и смежились усталые веки, упали бессильно руки, а знахарь все нашептывал:
Птица прилети белая,
Поклюй зерен с моего окна,
Обернись птица туманом
Тягучим да ползучим.
Приходи в мой дом девица,
Девица как солнце ясная,
Постели постель мне девица
Из того тумана зыбкого.
Закрой мне очи девица,
Слово прошепчи заветное.
И буду спать я до света
Крепко, не добудишься.
А поутру солнце выглянет,
Обернется туман птицею,
В небо взмоет синее
И унесет на белых крыльях боль мою,
Боль горькую, печаль жестокую…
…Соколиное становище высилось на крутом берегу Стечвы, там, где русло реки, точно ножом, отсекало от песчаного холма ровно половину. Половина эта стеной отвесной обрывалась в воду, в зыбуны, с другой стороны холма разросся лес, а все остальное занимали поля, по ним дорога вилась прямоезжая, вела та дорога к Соль-озеру.
Издавна становище было обнесено высокой стеной из глубоко вкопанных в землю могучих бревен с заостренной верхушкой. Вытесаны те бревна были из дуба заговоренными топорами, а топоры были после в землю упрятаны, и то место знали только готтары. Над стеною грозно возвышались башни — наугольные и середние, одна проезжая с тяжелыми воротами в две створы, и две тайнинские — с потайными ходами, что вели в лес и к реке. И стояла каждая башня на большом камне, камни эти обладали огромной силой, кхигды вырезали на них знаки клана, и теперь сила эта служила защитой от врагов. Найти такой камень — редкая удача, в незапамятные времена их привезли из дальних земель — с отрогов диких гор.
Дома в становище строились ближе к середине, да покучнее, а все равно нет-нет да залетит вражья стрела птицей огненной, и коль не погасишь ее вовремя — пожрет ненасытный огонь все дома дотла.
И глядел с высоты на становище Крутогор — сигнальный холм. С его верхушки далеко вокруг все видно было, и день и ночь дежурил там дозор. Как случится опасность какая, так полетит к становищу тревожный соколиный клич, поднимет воинов, ну а если непосильная беда на племя обрушится, запалят на его верхушке дозорные костер да еще сырой соломы сверху бросят, увидят дым соседи — Орлы да Туры — и помощь пришлют.
Как снега сошли и Стечва в берега свои вернулась, так неугомонные Стигвичи и Годархи снова начали Соколиные земли тревожить. А то, бывало, от Соль-озера соседи подмоги попросят. Нет, не было мира между Келменью и Стечвой, и каждый день бёрквы были сыты добычей.
Поначалу в любом бою Ингерд отлавливал то Стигвича, то Годарха иль Торвала и тряс их, вызнавая, кто напал на его становище этой зимой, но так ничего и не вызнал, будто и не было той страшной сечи и пряный запах крови просто приснился ему.
Ингерд чернел душой. Вскоре он перестал брать пленных и начал просто убивать. В бою он не щадил ни себя, ни того, кто рядом, и это не прошло даром: Годархи и Стигвичи разнесли весть о страшном воине по тому берегу Стечвы, а Соколы хоть и признавали в нем для племени своего большую пользу, все же стали сторониться его. Никто не хотел в пылу битвы пасть под его мечом — ни свои, ни чужие. Лишь Ян умудрялся сражаться с ним бок о бок и оставаться в живых. Но даже он понял, что добром это не кончится. И оказался прав.
Одной ночью Ингерд и Ян несли дозор на Крутогоре. Ночь была теплой, безветренной, луна висела так низко — хоть рукой потрогай, да не обожгись, по полям, как парное молоко, стелился туман. Время от времени Ян перекликался соколом с дозором у реки. Все было спокойно.
— Эх, до чего же красота!.. — вздохнул Ян, оглядывая с высоты спящие леса и поля. — Так бы крылья расправил и полетел!..
— Кто ж тебе мешает? — отозвался Ингерд.
— Нельзя, — Ян с сожалением покачал головой. — Я в Горах много сил оставил, подождать надо.
— Зачем ты ходил туда, Ян? — спросил Ингерд, всматриваясь в молодое лицо Сокола. — Бёрквы могут наказать тебя за это.
Ян помолчал немного, а потом говорит так:
— Глаза у тебя есть, Волк, а потому по сторонам ты смотришь. Видишь ли ты, что гибнет Соколиное племя? Что вымирает наш род? Что мало кто из мужчин до седин доживает? Ты видишь это. У нас два пути: либо мы пустим Годархов, Стигвичей да Торвалов на свои земли и под ними жить будем, либо падем все до одного в этих нескончаемых сечах. Голова у тебя на плечах есть, а стало быть, ты понимаешь, что первый путь — не для нас.
Ян умолк. Ингерд молчал тоже. Пахло росной травой и легким дымом далеких костров — то ли своих, то ли чужих.
Ян говорит:
— Спасать племя надо. А как? Где спокойные земли найти? От Моря до Моря бесконечные усобицы тянутся, куда от них бежать? Вот почему я в Горы пошел, как до меня — дед.
— Что хотел найти ты там? — удивился Ингерд.
— С малых лет выше всего меня терзала мысль: а что там, за этим ледяным зазубренным краем? Какие там земли, и земли ли там? Почти добрался я до края, и птиц увидел, что на наших похожи… Теперь я знаю, что есть там земля.
— Ты хочешь племя свое туда провести?
Ян кивнул.
— Не боишься?
