Ольга Денисова - Черный цветок
Он вернулся в лачугу посиневшим и дрожащим от холода. С рубахи и платка текла вода и капала на пол.
- Ты что, купался? - невозмутимо спросил старик.
- Я… я упал… - ответил Есеня, стуча зубами.
- Сними рубаху и отожми. Только не здесь, снаружи.
- Ага, - Есеню передернуло: в лачуге стало гораздо теплей, в котелке кипела вода, а на берегу свистел ледяной ветер. Но почему-то возразить старику он не посмел.
- Сядь к печке, - велел старик, когда Есеня вернулся. Есеня кивнул: он бы с удовольствием сел и на печку, так ему было холодно. Старик оставил Полоза, нагнулся под лавку и вытащил оттуда толстую и облезлую волчью шубу:
- Накройся.
Пока Есеня «купался», старик перевязал голову Полоза льняными бинтами и теперь склонялся над его лицом, приподнимал ему веки и прижимался ухом к его груди.
- Все хорошо, - наконец сказал Улич и поднялся, - теперь он просто спит. Ну что, любитель ночных купаний в бурном море? Теперь твоя очередь. Я смотрю, тебе хотели перерезать горло?
- Это саблей! - гордо ответил Есеня. - Эту саблю мой батька ковал!
Старик присел рядом с Есеней на корточки, взял его за подбородок и приподнял его вверх - Есеня почувствовал, как из раны побежала кровь, стоило приоткрыть ее края. Он поморщился и закусил губу.
- Глубоко… - покачал головой Улич. - Долго будет заживать. Шрам останется. Давай-ка я зашью, чтобы не так болело.
- Да зачем? - Есеня отодвинулся: он отлично помнил, как Полоз наложил ему один-единственный шов на щеку. - И так пройдет.
- Может и пройдет. Но я все равно зашью. И бинтов больше нет, последнюю простыню на них изорвал. Кипяточку выпей, погрейся, а я пока иголку найду, - старик сунул ему в руки кружку, которую снял с полки над лавкой.
Кипятку Есеня выпил с удовольствием, зачерпнув его кружкой из котелка, но зубы от этого стучать не перестали. Он подсел к печке так близко, что едва не подпалил и без того ободранную шубу, когда старик поманил его пальцем:
- Иди сюда. Ляг.
Есеня вздохнул: вдруг старик увидит, что он боится? И почему игла, прошивающая кожу, так его пугает? Ничего же страшного нет. Подумаешь! Он вспомнил, как трое разбойников держали Брагу, когда Ворошила зашивал ему рану на груди…
- Да не бойся, - улыбнулся старик, - чего трясешься-то?
- Холодно, - Есеня презрительно фыркнул и сел на лавку, а потом вытянулся на ней, задрав подбородок вверх. Пусть не думает, что он испугался.
- Ого! - воскликнул старик и пригнулся ниже.
- Чего? - не понял Есеня.
- Где ты взял эту вещь, мальчик?
Есеня сел и зажал медальон в кулаке - он совсем забыл про него, иначе спрятал бы заранее.
- Нигде, - буркнул Есеня.
- Ты знаешь, что это такое?
- Знаю. Но не скажу.
- Не бойся, я не стану его отбирать, - старик улыбнулся, - мне он без надобности. Я всего лишь полюбопытствовал. В этой вещи скрыта огромная сила, для меня она светится красно-коричневым цветом, а этот цвет означает близкую смерть или страдание. Цвет запекшейся крови. Я ведь сначала подумал, что смерть грозит тебе, пока не увидел эту вещь. Очень ярко светится.
- А что это значит? Значит, медальону грозит смерть? - Есеня решил, что это добрый знак, и безоговорочно поверил в то, что медальон светится каким-то там цветом.
- Необязательно. Это же вещь, а не живой организм. Возможно, в ней накоплены страдания людей. Или она забирает чужие жизни. Я поэтому и спросил, знаешь ли ты, что это такое. Значит, тот благородный господин, который дрался с тобой, хотел отнять ее у тебя?
- Ну да. А вы что, его видели?
- Видел. Ложись, у тебя течет кровь. Я дернул тебе подбородок несколько неосторожно. А все потому, что в свечении этой вещи меркнет все остальное.
Старик положил подушку Есене под спину, так что голова оказалась запрокинутой назад.
- Я не сделаю тебе больно, не бойся, - старик нагнулся губами к ране и прошептал что-то, как только что шептал над головой Полоза.
Есеня действительно не почувствовал боли, только прикосновение иглы.
- А как это у вас получается? - спросил он.
- Закрой рот, - тихо ответил старик, - это совсем нетрудно.
- А меня можете научить?
- Закрой рот. Могу, лет за пятьдесят примерно.
Есеня рассмеялся.
- Ты можешь помолчать? - старик убрал руки и посмотрел на Есеню укоризненно. - И пять минут полежать спокойно?
- Могу, - вздохнул Есеня.
- Не может, - вдруг раздался шепот Полоза. - Даже если в ухо дать.
- Полоз! - Есеня вскочил, но старик уложил его обратно. - Полоз! Ты… ты живой!
- Я чуть живой. И, судя по всему, у меня с головой что-то. Что случилось, Жмуренок? Я ничего не помню…
- Заставьте его не двигаться хотя бы несколько минут, - покачал головой Улич, - я должен зашить ему рану, нанесенную саблей.
- Саблей? - Полоз попытался подняться, но тут же застонал и медленно опустился на подушку.
- И вы не двигайтесь тоже. У вас сломаны кости черепа. Вам станет плохо.
- Мне уже стало плохо, - проворчал Полоз. - Что с мальчиком?
- Извините, я неудачно пошутил. Это неопасная рана, просто мальчик гордится тем, что ее нанесли саблей.
- Полоз, это Избор! - крикнул Есеня.
- Пожалуйста, заставьте его замолчать. Он запачкал кровью всю лавку.
- Жмуренок, - устало выдохнул Полоз, - помолчи.
- Полоз! Мой нож даже не затупился!
- Послушайте, дайте ему в ухо, - попросил Полоз старика, - мне не хватит сил.
Есеню уложили спать над печью, на полатях, где до него лежал мешок с крупой, соль и множество мешочков с сушеными травами. Оказалось, что Полоз не помнит, как на них напали разбойники, и Есеня, дрожа и кутаясь в шубу, рассказывал ему обо всем с самого начала. Он долго колебался, говорить ли о том, что Избор обвиняет Полоза в честолюбивых планах, но потом решил сказать. Тот нисколько не обиделся, только усмехнулся.
Ночью Полозу опять стало плохо. Улич размотал повязки и снова мял его голову руками, а из раны текла кровь. Есене было страшно. На этот раз Полоз сознания не терял, и Есеня видел, как ему больно, какой он бледный, видел капельки пота у него на лбу и слышал тяжелое дыхание. Есеня хотел слезть вниз и хотя бы подержать Полоза за руку, но старик сердито велел ему оставаться на месте.
Потом Полоз уснул, а Есеня долго ворочался и прислушивался, дышит ли он. Улич сказал, что Полоз не умрет, но Есеня все равно боялся. И когда старик заснул, он потихоньку слез с полатей и сел рядом с Полозом на пол, подложив под себя пару досок, которые не успели сжечь, подтянул босые ноги в шубу и сидел, стискивая влажную ладонь Полоза в руках и прижимая ее к щеке.
Утром Есеня проснулся снова дрожа от холода. Тело затекло, и Улич, который растапливал печь, недовольно покачал головой, глядя, как Есеня поднимается и потягивается.
