Кристофер Раули - Меч для дракона
Глава 43
ень за днем таяли запасы продовольствия. Через два дня после отражения штурма интенданты легионов еще больше урезали паек гражданскому населению. Того, что оставалось, хватило бы, чтобы легионы продержались еще несколько дней. Не больше. Горожанам же придется потуже затянуть ремни. Хоть воды было вдоволь, и на том спасибо.
Каждый день у зернохранилищ собиралась толпа, которая все росла и росла, пока наконец генерал Пэксон не приказал очистить площадь. Одновременно он усилил отряд, охраняющий продовольственные склады, и пустил по соседним улицам патрули из конных талионцев. Теперь он, во всяком случае, достоверно знал, что делается в округе.
Толпа пыталась сопротивляться, но, испробовав на собственной шкуре выучку аргонатских легионеров, вскоре рассеялась. Посланный Пэксоном отряд лучников быстро расправился и с несколькими снайперами, засевшими на крышах соседних домов. Все стало тихо, но час за часом животы горожан бурчали все громче.
Пэксон подумывал даже распределить последние запасы еды по полкам, но потом отказался от этой идеи. До прихода белых кораблей оставалось всего несколько дней. Не стоило тратить силы и время на дележ и транспортировку продуктов, особенно на глазах голодных урдхцев. Ничего, легионеры удержат склады, удержат стены, и это самое главное.
Рибела пыталась уговорить генерала выделить охрану и для Императора Бэнви. Но Пэксон заявил, что не желает иметь ничего общего с проклятым Фидафиром.
– Мои люди и пальцем не пошевелят, если его даже будут разрывать на куски, – сказал он. – И я их прекрасно понимаю.
Пришлось Рибеле отказаться от своей идеи. Делать нечего, военные сами решают свою судьбу. Фидафира и дальше будут охранять только его евнухи.
Зато расположения частей легионов приходилось охранять и день и ночь. Особенно во время обеда, когда за цепью вооруженных копьями и щитами легионеров собирались толпы голодных горожан. Звуки обеденного колокола и запахи готовящейся на кострах пищи вызывали у урдхцев дикую злобу. Крики, проклятия, а порой и кирпичи летели в сторону легионеров. Впрочем, с теми, кто кидался камнями, у лучников был разговор короткий. Щелкнет тетива, и нарушитель с воплем хватается за раненое плечо.
Прикончив свою порцию пустой зерновой похлебки – не больно-то сытно, но хоть живот заполняет, – Релкин забрался на крышу трехэтажного дома. Это было самое высокое здание в округе, и вид отсюда открывался, как ниоткуда больше. Релкин до смерти устал. Устал от Урдха, устал от голода и от этой бесконечной осады. Устал он и от нервных драконов, которые в последнее время стали совершенно невыносимыми. Драконы вообще плохо переносят голод. Дисциплина, позволяющая людям и вивернам жить и воевать бок о бок, в первую очередь зависит от того, как сытно люди кормят своих громадных и, прямо скажем, хищных союзников. Сейчас еды не хватало, и потому обстановка понемногу накалялась.
Драконы едва держались. Они думали о еде и только о еде. Это сейчас, а если верить слухам, то дальше будет еще хуже.
Дул теплый южный ветерок, ярко светило солнце, и Релкин, растянувшись на крыше, мог хоть на несколько минут забыть обо всех своих волнениях и печалях. Но все хорошее когда-нибудь кончается, и вскоре ему пришлось спуститься вниз. Настало время идти к кузнецам.
После сражений солдатам всегда требуется что-нибудь отковать, или выпрямить, или залатать. Поэтому кузнецы легиона обосновались в большой кузне на Фетенской улице. Ее прежний владелец получил сполна новыми серебряными монетами – Пэксон строго соблюдал закон.
Что касается Релкина, то у него было что отдать кузнецам в работу. Молоты глиняных великанов немного помяли шлем Пурпурно-Зеленого – его следовало выправить. У Базила в кольчуге обнаружилась большая рваная дыра – в горячке боя дракон и сам не заметил, откуда она взялась. Еще зазубрился хвостовой меч. Требовались также новые наконечники для стрел.
Релкин устал, ему не хотелось никуда идти, и вместе с тем он радовался возможности хоть ненадолго покинуть своих драконов. Утром, когда юноша пытался отрезать Пурпурно-Зеленому сломанный коготь, тот зашипел на него и даже обнажил свои громадные клыки. Еще немного, и он бы напал на Релкина. Такого с юношей не случалось уже очень и очень давно, с тех пор как он, еще совсем мальчишкой, сыграл одну злую шутку с Базилом. В общем, если положение с едой вскоре не улучшится, находиться рядом с драконами станет просто-напросто опасно.
В кузнице, как обычно, была толпа. Клубился дым, жарко пахло раскаленным металлом. Ни шлем, ни кольчуга еще не были готовы. Получив дюжину причитающихся ему наконечников для стрел, Релкин вышел наружу.
Делать нечего, он пошел обратно в лагерь у Фетенских ворот. На улице было пустынно. Лишь кое-где маячили нищие – по большей части мужчины, но встречались и женщины, с ног до головы закутанные в гаруб в знак того, что они не проститутки.
На ломаном верио они просили пищи, но Релкину нечего было им дать. Внезапно впереди, похоже на самом бойком углу, среди нищих вспыхнула короткая потасовка. Раздались сердитые голоса, и какую-то женщину вышвырнули на середину улицы.
Релкин увидел черты лица нищенки и остановился.
– Миренсва?
– Ты? – удивленно спросила она.
– Наверно, сама Великая Мать устроила нам эту встречу.
– Наверно, какая-то ваша холодная северная богиня, – ответила она.
По правде говоря, Релкин верил в Великую Мать ничуть не больше, чем, скажем, в старых богов. Он ни с кем не стал бы спорить о религии, и уж всяко не с Миренсвой. Он не забыл поцелуя в темнице храма Гинго-Ла. Юноша не сомневался, что тот поцелуй значил кое-что для них обоих.
– Ты, спасший меня от рабства, а затем уничтоживший силу нашей богини, ты теперь встретил меня, чтобы насмехаться над моим несчастьем.
– Я вовсе не хочу ни над кем насмехаться, Миренсва Зудеина. Я помню, что ты для меня сделала и что было потом.
– Я и понятия не имела, что все так выйдет. Я не думала, что ты все погубишь.
– Я ничего не погубил. Я только спас своего лучшего друга и своего дракона. Я готов умереть за них.
– Что же я наделала! – причитала Миренсва. – Богиня, защити и прости меня!
– Миренсва, что ты здесь делаешь? – спросил Релкин.
Глаза девушки потухли.
– Прошу милостыню, – с горечью прошептала она. – Ты можешь мне дать хоть немного? – И в голосе ее зазвучала внезапно проснувшаяся надежда.
– Сейчас нет, но для тебя я достану.
– Я не ела уже несколько дней. Для такой, как я, без родных и друзей, в городе еды нет.
