Владимир Крышталев - Возвращение чудес
Слишком много для этого требуется сил. Ей сейчас нужна ваша помощь — как никогда.
Незаметно стемнело. Очнувшись от своих размышлений, Жерар бросил еще один взгляд на слабое свечение, оставшееся от заката, на белесую полоску убегающей вдаль реки — и решительно зашагал к покоям королевы.
* * *
На сегодня сюрпризы не закончились. Это я понял, обнаружив в своей комнате гостя.
— Господин барон изволили вас ждать, — сообщил слуга, но я жестом показал, что он может быть свободен, и вошёл.
Навстречу мне поднялся де Лири.
— Простите мое незваное вторжение, — сказал парень с волнением в голосе, поклонившись.
— Всё в порядке, — я махнул рукой.
Интересно, к чему это объявился юный барон? Надеюсь, он не собирается снова попробовать меня убить.
Между тем мой гость начал объясняться, сбиваясь и путая слова:
— То, что сегодня случилось, ужасно. Наш король… его больше нет.
— Увы.
— Но я… не за этим пришел. Сир, я понял. Я догадался еще тогда. Вы… я вижу в вас свет. Вы несете добро. Я хочу… я знаю, что не достоин. Но… позвольте мне быть вашим учеником.
Эта просьба меня поставила в тупик. Он что, серьезно?
Однако парень действительно не шутил. Увидев мои колебания, он стал что-то тараторить, а потом — во второй раз за время нашего знакомства! — рухнул на колени. При этом смотрел он на меня с таким просветленным видом, что мне даже сделалось стыдно. И за него, и за себя.
— Успокойтесь, Жорж, — сказал я вслух. — Если вы желаете учиться, я с удовольствием вам помогу.
— Да, — обрадовано кивнул парень.
— Встаньте.
Он незамедлительно выполнил мою просьбу-приказ. В его глазах светилась бесконечная преданность.
Ну что ж. Я себе слабо представляю молодого барона своим учеником, но почему бы не попробовать? Глядишь, и привью ему пару полезных ценностей и привычек. Найдется, чему учить: материала хоть отбавляй.
— Понимаете ли вы, Жорж, что такое быть учеником?
— Я буду слушать всё, что вы говорите, и поступать в соответствии с вашими заповедями, — с готовностью ответил парень.
Громкие слова. Неужели и я в юности любил громкие слова? Кажется, нет — хотя…
— Этого мало, — заявил я серьезно. — Ты будешь неукоснительно соблюдать мои… хм, специальные рекомендации. Даже в мое отсутствие. И — самое главное — никогда не пререкаться. Если ты сочтешь свою гордость более важной, чем свое ученичество, — я не стану тебя удерживать.
— Да, — парень был вне себя от восторга. — Я согласен.
— Тогда первый урок, — в моем голосе появились преподавательские нотки. — До завтрашнего вечера ты ни разу не должен употребить слово «я». Ни в беседах со мной, ни в разговорах с друзьями или слугами — нигде. Пусть это станет одновременно твоим первым испытанием, так что не относись к задаче легкомысленно. Учти: я проверю.
— Э…
Мое задание сперва несколько озадачило парня, но потом он засиял с новой силой:
— Понимаю. Хорошо. Спасибо!
— А теперь оставь меня. Встретимся утром.
— Да. Спасибо!
Кивая, парень попятился к двери, открыл ее и, поклонившись на прощание, ушел.
А я лег в кровать и предался размышлениям.
Повторяется старая история. У меня уже бывали раньше добровольные ученики. Одних привлекали мои знания. Других — философские принципы. Третьих — боевые искусства. Я неизменно давал каждому всё, но роль учителя для меня по-прежнему оставалась странной.
Что произошло в душе этого юноши, когда я помешал ему убить Жерара? Было ли в его тогдашних слезах раскаяние? Сегодня он искренне хотел учиться — но для чего? Разве в основе этого — не то же самое тщеславие, которое двигало им там, в лесу?
Наверное. Но тогда он собирался убить человека, а теперь — учиться. Вы несете добро, — сказал он мне с благоговением в глазах. Возможно, наблюдая за мной, этот парень впервые увидел особый смысл для своей жизни.
Ну, хорошо бы. Сделать первый шаг — это и много, и мало. Для одного он может быть напряжением всех сил, а для другого — простой случайностью. Парень пришел ко мне учиться. По сути же — просить о помощи. Он хочет наполнить свою жизнь чем-нибудь достойным, однако не знает, как это сделать.
Этот парень еще может стать беспощадным убийцей, не знающим совести. Всё зависит от того, какие примеры он выберет себе для подражания.
И от меня.
* * *
Наутро я, как обычно, зашел навестить Луизу.
— Привет, маленькая королева! — приветствие легко сорвалось с моих губ.
— Привет, доктор!
Девочка полусидела на своих подушках, серьезно рассматривая меня. Выражение ее лица было каким-то непривычным.
— Это правда, — спросила она просто, — что мой отец умер?
Вопрос застал меня врасплох. Я же специально попросил Жерара не сообщать принцессе новостей. Кто мог проболтаться? Нянька?
Как бы там ни было, а врать и извиваться не имеет смысла.
— Да, — ответил я, погасив улыбку. — Ты от кого-то услышала?
Луиза покачала головой:
— Никто не говорил. Я почувствовала. Спрашивала вчера у няньки, а она молчит. Потом заходила мама и тоже не сказала.
Я присел возле принцессы и взял в ладонь ее маленькую руку:
— Они выполняли мою просьбу.
Большие умные глаза что-то искали в моем лице.
— Зачем? — спросила девочка так же серьезно.
— Многие люди очень переживают, когда узнают о смерти близкого человека. А другие склонны делать из смерти настоящее происшествие. Знаешь: слезы, траур, заунывные песни. Всё это очень действует, особенно на детей, которые начинают думать, будто произошла какая-то катастрофа. Между тем смерть — обычное явление. Ею заканчивается жизнь любого человека, раньше или позже. Хорошо это или плохо, каждый со временем решает для себя сам, но то, что делают в таких случаях взрослые, — просто традиция. Тебе, наверное, известно, что в мире существует много разных народов. Среди них есть и такие, где смерть человека встречается общей радостью. Люди начинают веселиться, танцевать и готовить праздничные обеды.
На мое последнее сообщение Луиза отреагировала с недоверием:
— Почему же они радуются?
— Ну, они считают, будто их радость поможет душе умершего вознестись на небо. Есть такое выражение: «тяжело на душе». Вот когда человек печалится или видит печаль других, ему становится тяжело. А значит, его душа не может оторваться от земли и взлететь, чтобы попасть в более хороший мир. — Я пожал плечами. — Как видишь, те люди не думают, что их обычаи странные — но для нас это что-то совсем немыслимое.
