Роман Артемьев - Толстый демон
Перед тем как свернуть за угол, он краем глаза заметил потянувшуюся за трубкой телефона администраторшу.
Дима сновал по кухне и пытался приготовить перекусон из скудного набора продуктов, найденных в крохотном холодильнике и в шкафах. До того как он сюда заселился, запасы съестного во флигельке не обновляли, поэтому на серьезный обед рассчитывать не приходилось. Ну и ладно. Есть ему не хотелось — просто требовалось чем-то занять руки.
Отец Николай уже ушел, но его слова по-прежнему продолжали звучать в ушах подростка. Перед беседой с монахом все казалось просто и правильно: есть маги, чародеи, обладающие странными и манящими силами, и есть церковь, косная и фанатичная, не позволяющая людям… Чего не позволяющая? Теперь ответ казался не совсем однозначным. Священник не слишком распространялся о том, какие именно дела творят не чувствующие за собой пригляда волшебники, но немногое проскакивавшее в его речи заставляло задуматься. Две стороны древнего противостояния уже не выглядели так однозначно, да и дханны потеряли романтический ореол мудрых оболганных существ. Правда, знакомство с Шуриком не позволяло упомянутому ореолу обрести достаточную ширину, но тем не менее.
Одним словом, паренек находился в растерянности.
— Привет! Это ты тот самый молодой пробудившийся, на которого меня привезли посмотреть?
В дверях стояла девчонка с обложки модного журнала. То самое легендарное «бландинко», мало кем в жизни виданное, но очень хорошо всеми представляемое: загар из солярия, крашеные волосы до попы, длиннющие ногти полосатой расцветки, высоченные каблуки и платьице с блестками. Еще непонятная белая фиговина с помпончиками на голове. Целиком набор смотрелся замечательно и у любого мужчины мгновенно вызывал каскад положительных эмоций, усиливавшийся при взгляде на симпатичную мордашку гостьи. Лицо просто картинка. Веселое, в меру накрашенное, губы готовы раздвинуться в лукавой, задорной улыбке, глаза…
Глаза без единого проблеска интеллекта.
— Спасибо, спасибо тебе, — тарахтела девушка, не давая вставить Диме ни слова. — Я так рада, что смогла вырваться из дома. Ты не представляешь, что они со мной делали! Меня заставляют учить разные жуткие штуки и ногти коротко стричь, а еще трогать всякие железки, маникюр совершенно не держится!
Внезапно она подскочила к остолбеневшему молодому человеку и расцеловала его в обе щеки, затем так же неожиданно сунула ему пальцы под нос:
— На, понюхай! Смазкой пахнет?
На всякий случай Дима кивнул.
— Ужас! Ужас! Где у вас салон красоты, срочно! Отведи меня туда немедленно! Ну пожалуйста-пожалуйста!
— Я не знаю где… — Подросток попытался встрять в сплошной лепет, но безуспешно.
— Кто, кто знает?! Ты же видишь, как я страдаю! Срочно! Я не могу находиться в таком состоянии!
Блондинка уцепилась за рукав Диминой рубашки и трогательно заглядывала в глаза, умоляя о помощи. Отказать ей было невозможно.
— Может, Алла Борисовна…
— Точно! — Девушка с неожиданной силой потянула паренька за собой, игнорируя робкие попытки освободиться с достойной восхищения ловкостью. — Она женщина, она должна меня понять! О, какой кошмар! Идем к ней немедленно!
Неожиданно она замерла и совершенно другим, угрюмым и решительным тоном добавила:
— Пока этого цербера нет поблизости, свободой надо пользоваться на всю катушку.
В следующее мгновение мягкая, но непреодолимая сила сдернула молодого ведающего с места. Девушка — она, кстати, и не подумала представиться — целеустремленно зашагала в сторону особняка, попутно вываливая тонны словесной шелухи на голову условно добровольного провожатого. Хотя с учетом неизвестно откуда извлеченного и активно обсасываемого «чупа-чупса», понять ее временами оказывалось сложновато. Вырваться из хватки тоненьких пальчиков сумел бы разве что легендарный Геракл, однако Дима качествами упомянутого мужа не обладал. Может, оно и к лучшему — говорят, тот был невесть какой интеллектуал.
Примерно на третьей минуте разговора… монолога… молодой человек перестал понимать, о чем, собственно, идет речь. Его голова кружилась от описаний шмоток, помад, духов, концертов, «маленьких прикольненьких штучек», жалоб на окружающую действительность и душераздирающих историй о жестокости родителей, заставляющих бедную, несчастную девочку делать не что хочется, а что надо. В их, родительском понимании надо.
— Ты представляешь, — тарахтела девица, — в клуб пойти нельзя, потусить с девчонками не пускают, из дома ни шагу за ворота не выйди. Ужас-ужас! Я живу как в аду! Сюда-то еле выпустили, и то этого жуткого сидонца приставили! Ой!
Она резко остановилась, уставившись куда-то вперед. Дима проследил за ее взглядом и тоже вздрогнул. Рядом с долгожданным задним входом особняка разместилось живописное трио, сейчас с хищным интересом на лицах наблюдавшее за все более замедляющимся приближением парочки. Правда, эмоции двух уже знакомых парню персонажей — дханна Ассомбаэля и отца Николая — также выражали заметное облегчение в связи с тем фактом, что их третий собеседник отвлекся и нашел новую жертву. Низенький и подвижный мужчина, чем-то похожий на ласку, в этой компании явно чувствовал себя хозяином положения. И сейчас подманивал объект своего интереса пальчиком, предлагая подойти поближе.
Блондинка еле слышно заскулила.
— Иди сюда, княжна, — рявкнул мужчина. — Мы жаждем твоего общества!
Возражать ему не осмелились.
Вблизи «ласка» показалась еще более страшной, чем издалека. От него буквально пер неистовый поток агрессивно-веселой силы. Дима поймал себя на желании отступить подальше или хотя бы спрятаться за широкой спиной Ассомбаэля — тоже не слишком доброго, но привычного и спокойного. По крайней мере, у местного дханна на лице не застыло желание треснуть кому-нибудь по морде, надавать пинков упавшему телу, поджечь дом, поглумиться над родней…
— Стало быть, ты и есть тот молокосос, из-за которого разгорелся сыр-бор, — прервал мысли неприятный голос. — Чего ты достиг?
— Чего? — не понял вопроса подросток.
— Ты глухой или тупой? Да, чего ты достиг? Убил врага, построил храм, водил корабли в дальние порты?
— Мне всего шестнадцать, — попытался оправдаться Дима.
Мужчина презрительно скривился:
— Мне было восемь лет, когда я впервые убил человека. В четырнадцать меня избрали капитаном в набеге на Крит. Ты мне неинтересен. — Он отвернулся, отчего молодой человек почувствовал одновременно обиду и облегчение. Впрочем, мужчина уже не обращал на него внимания, целиком сосредоточившись на продолжавшей цепляться за Диму блондинке. — Риссамат! Разве ты не должна находиться в своей комнате?
