Любовь Колесник - Витязь. Содружество невозможных
— Старые тюрьмы, — негромко сказал инопланетянин. — Толстые стены, решетки, я понял. Тюрьмы, о которых поются тоскливые песни. Твоя песня… — Он помолчал, постоял, чуть покачиваясь в такт голосу эльфа, ведущему мотив. — Твоя песня другая.
Эльф не ответил.
Не перервал мелодии. Закончил ее. Закончив, размахнулся и забросил сапфир вместе с кожаным шнурком туда, в барак, подальше.
И словно сквозь темную пелену место прояснилось — дрожащее марево боли и кошмара чуть улеглось, а на землю, окантованную остатками забора, легли косые солнечные лучи.
Тайтингиль уходил, не поворачиваясь.
Мастер Войны скользил за ним.
Молча.
Глава 23
ДРАКОН
Компания, немного переменив дислокацию, двинула дальше. Мужики волновались — хотелось успеть доехать и поставить палатки прежде, чем водка совсем закончится.
Мастер Войны без слов полез за руль, предоставив усталому Юрке возможность употребить и прикорнуть тут же, на широком сиденье.
Остальные были на свежем воздухе, в кузове.
Василич с Евсеичем решили вздремнуть, как нередко случается с теми, в чьей крови причудливо смешивается большое количество алкоголя и хрустальный лесной воздух. Котов сначала забеспокоился, каково им будет под массированными атаками неистребимого гнуса, но потом увидел: комаров будто что-то останавливало на подлете к местным жителям.
— Та-ай, — шепнул он эльфу, — Тайтингиль! Ты тоже видишь? Ма-а-агия… Да?
Маруся дружелюбно огрела его ладошкой по спине:
— Такой большой, а в сказки веришь! Да проспиртованные они до мозга костей, вот мошка их и не исть!
Орк успокоился и теперь с аппетитом жрал вкуснейшие бутерброды из закромов Маруси, запивал крепким сладким ароматным чаем на всяких листиках и сушеных ягодах и с удивлением и восторгом поглядывал на эльфа. Тайтингиль маленькими глотками пил водку и пронзительно смотрел вдаль.
Котов спросил:
— Марусь, так что за Пашка?
— Да вроде змей. Длинный такой, — ответила северная дева и заметно покраснела. — Здоровущий. Только его никто не видел. Нет, слыхать-то все слыхали, живет он тут давно, до войны еще поселился или даже до революции. А видеть… — Она развела руками. — Хотя Николай вот видел в прошлом году, даже сфотографировал на телефон, но весной потонул, с телефоном вместе. Я видела — на корягу похоже… журналисты по весне приезжали, сразу как лед сошел. Ваши, столичные. Сидели, караулили, да ничего не накараулили. Но змей есть — это факт!
Маруся значительно подняла палец с остатками розового перламутрового маникюра.
— А шоколад зачем? — спросил Тайтингиль, выходя из медитации.
— Примета такая у нас есть, — с готовностью ответила дева, как бы между прочим поглаживая Диму Котова по ноге. — Коли швырнешь шоколада в озеро, вроде как прикорм сделаешь — рыба будет. Тут озер кругом много, сами видели. Но столько рыбы, как в Змеином, да вот с шоколадкой… не гогочи ты, дурак городской, я тебе правду говорю! — Котяра еле уберег дреды от хорошего «леща». — Столько рыбы нету. Ну, так все мужики у нас говорят. Хотя к Змеиному и подъезд дрянной, и берег там… ну… сами увидите… а рыбы — завались. А без шоколада — никак ее не взять. И люди, бывало, блуждают там. Блудят.
Орк поймал на себе очередной многообещающий взгляд Марусиных задорных глаз и снова смутился, спрятав нос за широкий край чашки от термоса.
— И водка… водка там пропадает, — глухо проговорил Василич из-под брезента. — Загадочным образом.
— Я знаю, куда и как пропадает водка, змеюки, — ухмыльнулась Маруська. — Проспитесь уж!
— Ты, дура баба, меня не затыкай. А я всем говорю, что московским, что нашим, — и вам скажу. — Василич вещал медленно и обстоятельно, не приходя, впрочем, в вертикальное положение. — Поселился у нас натуральный ди-но-завр! Шея — во! — из-за брезентовой скрутки показалась рука. — Голова — во! — Кисть согнулась, и по силуэту вышло похоже на лох-несское чудовище.
— Велик ли ваш дракон? — спросил Тайтингиль.
Маруся задумалась.
— Ну, с коровы две…
— Три! Дура баба! С три! И это только тулово! А голова! Шея! — заворочался Василич, у которого знания были, а силы встать — нет. — И лапы с когтями, я следы видал. И от хвоста — будто лодку по земле тащили.
— Вы слушайте, он дело говорит. Это и я видел, — подал голос Евсеич. — Видел такое. Как будто что-то широкое и тяжелое перли. Видел.
— В мире, дорогу в который открыл драконий камень, должен быть дракон, — спокойно сказал Тайтингиль. — Но великие огненные ящеры не живут в воде. Это, вероятно, и правда какая-то крупная змея.
Котов поежился.
Полярный день никак не помогал определиться со временем суток. Через какое-то время компания добралась до места, сообща поставила две палатки — для дорогих гостей. У местных жителей спать на земле считалось дурным тоном, и все они разместились на ночлег в разных точках своего вездехода.
Котов предпринял последнюю отчаянную попытку подселиться к Тайтингилю, но витязь желал уединения и не пустил. Орк обреченно поплелся в палатку Маруси, которую показательно задвинули подалее, в глубь невысокой мохнатой растительности, подальше от нормальных людей, эльфов и инопланетян.
Мастер Войны не захотел ни в кузов, ни в палатку и нахохлился на камне в позе боевого сыча, безучастно глядя на вечернюю суету лагеря. Он с великим трудом согласился продержаться до завтра, отдохнуть и уже затем следовать заветным координатам, выданным несговорчивым уфологом Витьком.
Отдохнуть, да. В отличие от него, всем прочим нужна была передышка и прокорм. Ленивые северные мужики давно возили с собой газовую плитку, но Тайтингиль, заняв нож, сделал великолепный костер, и сейчас на треноге над огнем побулькивал котел с картошкой, споро начищенной орком.
Эльф с любопытством осматривал берег — заболоченный, неудобный. Дойти до воды можно было лишь в сапогах-болотниках, но какая-то добрая душа накидала гать. Впрочем, Тайтингиль не видел никаких аргументов рваться к своей любимой стихии, рискуя офицерским хромом, — а для приготовить и помыться таковая была добыта с помощью хитроумно устроенного приспособления из согнутой молодой березы, ведра и веревки.
Вода тут была какая-то…
Другая.
— Подкорм пора давать, — объявил жадный до рыбы Юрка. — Шоколадки несите.
Маруська с готовностью потащила коробку. Мастер Войны без слов стал помогать ей — по неписаным правилам, лакомство требовалось освободить от бумаги, но непременно оставить в фольге.
Юрка тем временем бойко надувал лодку, топча насос-«лягушку».
