Карина Демина - Наша светлость
Наша светлость старалась, но подозревает, что старания эти пропадут втуне. Акуно просит не волноваться. А у меня не выходит.
Я не могу не думать о том, что скажут.
О леди Флоттэн, чье искреннейшее желание помочь оказалось неверно понято нашей жестокосердной светлостью.
Обо мне — особе с напрочь отсутствующим чувством вкуса.
О Кайя, который потерял разум и потакает любым моим прихотям…
О бедных девочках, чьи хрустальные надежды на бал в цветах разбиты, а мечты опорочены…
В общем, много о чем. До сегодняшнего дня я была слишком занята, чтобы отвлекаться на досужие разговоры, ведь помимо бала имелись лечебница и комитет, который все-таки начал работать. И благодарить за это следовало Акуно, нашедшего нескольких, по его выражению, в достаточной степени порядочных людей, чтобы за ними не требовалось постоянного надзора.
Банкиры съезжали.
Доктора упрямились, не желая принимать участия в мероприятии, которое не считали таким уж необходимым. Докторов мало. Больных много. И нет нужды искать новых, уж тем паче отвлекаться на работу в лечебнице… а я не находила аргументов, достаточно веских, чтобы убедить.
Акуно подсказал выход: мы можем взять подмастерьев, особенно тех, которые пребывают в этом звании лет пять-десять. И докторов оступившихся, попавших по воле судьбы в долговое рабство. Их немного, но это лучше, чем ничего. Есть и рабы, которых учили медицине. Редкость, и стоить будут дорого, но если иначе не выйдет, то придется платить. Для начала надо не так много, а дальше наша светлость что-нибудь придумает…
На самом деле, если я так думаю, то у меня в принципе появилось время думать, что само по себе замечательно. Первый спокойный вечер… даже фрейлины собрались. С ними тоже что-то надо делать. Зачем мне этот высокородный цветник, от которого никакой пользы, но только ощущение вечного подглядывания? Подозреваю, многие сплетни рождаются с легкой руки моих придворных дам.
И сейчас сидят, шепчутся… Тисса, как обычно, отдельно ото всех, и только Майло вертится рядом с ней, делает вид, что распутывает нитки, но, по-моему, от его услуг больше вреда, чем пользы. И Тисса нарочито хмурится, но, поймав притворно-виноватый взгляд нашего пажа, не выдерживает.
У нее хорошая улыбка. Открытая.
И, кажется, у них с Урфином все налаживается, потому что девочка стала много спокойней.
— Если будешь стоять у окна, тебя продует. — Ингрид подошла сзади, она ступала по-кошачьему тихо, крадучись, и порой эта ее манера заставляла меня вздрагивать. Но вряд ли Ингрид и вправду хотела меня напугать. Скорее уж привычка — вторая натура.
А окна здесь и вправду далеки от совершенства, и тянет от них зимним холодом.
— Как твой сын? — Мы садимся вдвоем, рука к руке. Ей идет платье из темно-зеленой плотной шерсти. В чем-то строгое, но подчеркивающее изящество фигуры.
— Спасибо, хорошо. Он начал называть меня мамой.
Ингрид протягивает шаль, и забота ее приятна.
— Тебе следует быть рядом с ним.
— Возможно, — легко соглашается она. — Я буду. Позже. Я… хотела тебя спросить. Ты не будешь против, если я уеду?
— Совсем?
Не знаю, как справлюсь без нее, но, наверное, справлюсь. Задерживать точно не стану.
— Нет. Я все еще жду ответа. И Деграс согласится. Он хороший человек, надежный. Но до Севера далеко, и я… я хочу поехать с сыном.
Простое желание, исполнить которое я буду рада.
— Если тебе нужна еще какая-то помощь, то я с радостью.
Ингрид явно колебалась, гордость боролась с необходимостью и проиграла.
— Тамга. Я не уверена, что она мне пригодится, но с нею как-то спокойней.
— Ты имеешь в виду… — Я продемонстрировала серый браслет. Как обычно, прикосновение к его поверхности — я так и не поняла, из какого металла он сделан, — успокоило.
— Нет, Иза, что ты. Обычную. Это пластинка из металла с гербом дома. Вроде пропуска. И какая-никакая, но гарантия защиты. Если твой муж сочтет нужным, то…
Наша светлость постарается, чтобы счел. Ингрид многое для меня сделала, и будет неправильно отказать ей в подобной мелочи.
— Охрана мне не нужна, — поспешила добавить она. — У меня свои люди.
Майло уронил клубок и нырнул за ним под юбки Тиссы, та взвизгнула и расхохоталась. А фрейлины тотчас умолкли. Потом повернулись друг к другу и зашептались с новой энергией. Вот что-то не нравилось мне в этой картине. Этакая пастораль с гнильцой. Не вижу, но чувствую неладное.
— Ингрид, объясни, что происходит?
Она долго обдумывает ответ, в какой-то момент мне начинает казаться, что Ингрид промолчит или же спрячется за вежливой, лишенной смысла формулировкой. Но она все же отвечает:
— Зависть. И раздражение. Общество не любит, когда кто-то не прислушивается к мнению общества. Когда я решилась сюда вернуться и жить так, как хочу я, многие возмутились. Женщины вроде меня должны знать свое место.
Полагаю, меня это тоже касается, и разговор становится более чем интересен.
— В какой-то момент я перестала существовать для общества. Поначалу это довольно тяжело… многие не выдерживают.
— То есть…
— Ее объявили… скажем так, особой, не достойной внимания. — Ингрид умеет улыбаться так, что улыбка эта выглядит мертвой. — С ней не следует разговаривать и вообще замечать. Она словно умерла.
Зато я живее всех живых.
— То есть они…
Щебечущая стайка фрейлин, бесполезных по сути своей существ, которые считают себя выше прочих уже лишь потому, что родились в нужной семье, выражают мнение общества?
Кажется, этот мир никогда не разучится втыкать мне под кожу иглы.
— Не держи на них зла, Иза. — Ингрид касается руки. — У них нет выбора. Они боятся. Любой, кто посмеет заговорить с отверженным, к отверженным и присоединится. А у девочки хватило силенок не обратить внимания на эти глупости. Она идет на бал…
Полагаю, не по собственной инициативе. И все-таки накатывает, по-черному, волнами душной злобы, понимания собственного бессилия. Меня окружает болото, и страшно оттого, что я могу стать его частью. А ведь почти и стала, если ничего не заметила… и можно оправдываться тем, что я почти и не видела фрейлин, что они существовали как-то сами по себе, вне праздничной подготовки, что слишком много всего навалилось на нашу светлость…
Только оправдания не помогают.
— Ингрид, уведи их отсюда, пока я… не сделала чего-то, о чем буду жалеть. И постарайся довести до понимания, что я не согласна с мнением… общества. — Наша светлость научилась говорить обтекаемо и сдерживая эмоции. Но в этой войне не будет нейтральных сторон. — И если кто-то не согласен уже со мной, то он может считать себя свободным от обязанностей. Зачем вообще нужны фрейлины?
