Маргарет Уэйс - Битва близнецов
Поначалу Карамон был настолько испуган этим видением, что почти лишился дара речи и молча смотрел на Мнкаэла. В конце концов образ Стурма растаял, и он понял, что глядит на мрачное, испуганное и усталое, но исполненное суровой решимости лицо молодого рыцаря.
— Микаэл, — сказал Карамон, не опуская рук. — Когда-то у меня был друг — член Ордена Соламнийских Рыцарей. Сейчас он мертв. Он погиб в бою далеко отсюда, когда… Впрочем, это не имеет значения. Стур… мой друг был очень похож на тебя. Так же, как и ты, он верил в рыцарский Кодекс и готов был отдать ради этого свою жизнь. Однако в самом конце он вдруг понял, что в жизни есть что-то более важное, чем Кодекс и Мера, нечто давно забытое и не принимаемое во внимание…
Микаэл упрямо нахмурился и крепче стиснул копье.
— Сама жизнь… — негромко закончил Карамон. В глазах рыцаря сверкнул огонек, который почти сразу же исчез из-за выступивших на его глазах слез.
Микаэл сердито моргнул, и выражение суровой решительности снова проступило в его чертах. И все же Карамону показалось, что юноша из последних сил борется со своим отчаянием и сомнениями.
И он зацепился за это, направляя свои слова точно в цель, словно наконечник стрелы, острие меча или пики.
— Жизнь, Микаэл… Это больше, чем Кодекс и Мера. Это самое важное на свете. И речь идет не только о нас, но и о жизни наших близких и друзей. Кодекс и Мера были созданы для того, чтобы хранить и защищать жизнь, однако в конце концов про нее как-то позабыли, и это назначение великих Правил было утрачено.
Они стали важнее самой жизни…
Карамон опустил поднятые руки на затылок и сделал еще один шаг по направлению к Микаэлу.
— Я требую, чтобы ты покинул свой пост, вовсе не потому, что держу в мыслях какое-то коварство. И ты и я — мы оба знаем, что ты покинешь свой пост не из трусости. — Карамон покачал головой. — Только боги ведают, что ты видел и слышал сегодняшней ночью. Я прошу пропустить меня из сострадания. Там, внутри, мой брат. Возможно, он умирает или уже умер. Когда он заставил тебя дать клятву, он не предвидел подобного исхода. Я должен прийти к нему на помощь.
Пропусти меня, Микаэл. Этим ты не уронишь чести и не запятнаешь своего имени.
Микаэл стоял неподвижно, глядя прямо перед собой. Внезапно с его лицом что-то случилось, плечи ссутулились, а пика выпала из пальцев. Карамон едва успел протянуть руки и подхватить падающее тело. Прижимая юношу к себе, гигант почувствовал, как рыдания сотрясают его тело, и неловко похлопал его по плечу.
— Эй, кто-нибудь, — позвал он, обернувшись через плечо. — Сходите за Гэриком! А, вот и ты… — Гигант с облегчением вздохнул, увидев, что Гэрик бегом направляется к ним. — Отведи своего кузена к костру, — распорядился он. — Покормите его чем-нибудь горячим и дайте выспаться. А ты… — он указал на одного из воинов, — встанешь на его место.
Когда Гэрик увел Микаэла, Крисания хотела войти в палатку, но Карамон остановил ее.
— Лучше я войду первым, госпожа.
Он ожидал, что жрица начнет спорить, и удивился, когда Крисания покорно отступила в сторону. Карам он уже взялся за полог палатки, когда почувствовал ее руку на своем плече.
Слегка вздрогнув, он обернулся.
— Ты мудр, как Элистан, — сказала жрица, пристально заглядывая ему в глаза. — Я тоже могла сказать рыцарю эти же слова, но почему-то не сказала.
Почему, как ты думаешь?
Карамон слегка покраснел.
— Я… я просто попытался понять его, вот и все, — пожал он плечами. — Поставить себя на его место…
— А я не хотела понять его. — Крисания побледнела и прикусила губу. — Я желала только, чтобы он мне подчинился.
— Вот что, госпожа, — решительно перебил ее Карамон. — Покопаться в своей душе мы еще успеем. Сейчас мне может понадобиться помощь.
— Конечно! — В лице жрицы снова появилось выражение твердости и уверенности в себе. Ни секунды не колеблясь, она вошла в палатку мага вслед за Карамоном.
Памятуя об оставленном снаружи часовом и о многих других любопытных, Карамон плотно задернул полог. В палатке было настолько темно, что поначалу он ничего не мог рассмотреть. Некоторое время Карамон и Крисания неподвижно стояли у входа, ожидая, пока их глаза привыкнут к темноте. Внезапно жрица вцепилась гиганту в плечо.
— Я слышу, как он дышит! — с облегчением сказала она.
Карамон кивнул и медленно шагнул вперед. Снаружи становилось все светлей и светлей, и кромешный мрак понемногу рассеивался.
— Вот он! — Карамон пинком отшвырнул попавший ему под ноги легкий походный стул и опустился на колени.
— Рейст! — негромко позвал он.
Маг лежал на полу. Даже в полутьме было видно, что лицо его стало пепельно-серым, а губы посинели. Дышал он часто и неглубоко, но все-таки дышал!
Карамон осторожно приподнял тело брата и перенес на кровать. На губах Рейстлина появилась довольная улыбка — будто он видел какой-то приятный сон.
— Мне кажется, он просто спит, — озадаченно сообщил гигант Крисании, которая в это время накрывала мага одеялом. — Но что-то определенно случилось.
В палатке уже можно было кое-что рассмотреть, но Карамон все же зажег принесенную с собой свечу и внимательно огляделся.
— Интересно… О боги!..
Крисания подняла голову.
Шесты, на которых держалась палатка, были опалены каким-то страшным огнем, да и крепчайшая ткань местами почернела и словно бы расплавилась. Впечатление было такое, словно в палатке бушевал огненный смерч, однако сама она на удивление мало пострадала, и восклицание Карамона было вызвано вовсе не ее видом, а предметом, стоявшим на столе.
— Глаз Дракона! — с благоговением прошептал Карамон.
Созданный усилиями магов всех трех Лож и наполненный концентрированной сутью добрых, злых и нейтральных драконов, этот шар, настолько могущественный, что мог подобно мосту соединять берега разных времен, все еще покоился на серебряной подставке на столе Рейстлина.
Только раньше он был источником магического, чарующего сияния.
Теперь же он был черным, безжизненным, а в самом центре зияла глубокая трещина.
Теперь…
— Он разбился, — прошептал Карамон.
Глава 4
Армия Фистандантилуса переправилась через проливы Чоллси благодаря имеющейся в ее распоряжении целой флотилии разнокалиберных судов: ветхих лодчонок и баркасов, парусных джонок и гребных галер, грубых барж и разукрашенных прогулочных гондол. Отрезок пути, который предстояло преодолеть морем, был не слишком велик; потребовалось чуть больше недели, чтобы переправить людей, животных и продовольственные припасы.
К тому моменту, когда армия достигла побережья, она разрослась настолько, что лодок уже не хватало. Некоторым судам пришлось совершить по несколько рейсов туда и обратно. Самые вместительные из них были переоборудованы для перевозки скота: превратившись в плавучие скотные дворы, они имели даже стойла для лошадей и коров, а также загоны для свиней.
