Маргарет Уэйс - Битва близнецов
— Что же все-таки стряслось? — спросил Карамон, стараясь сохранить суровое выражение лица.
Не дожидаясь ответа, он пошел по направлению к лагерю, ведя жеребца в поводу. Офицер, против ожидания, медлил с ответом. Повернувшись к предводителю, он бросил многозначительный взгляд на сопровождавших Карамона всадников.
Тот сразу понял, в чем дело.
— Ступайте вперед, — приказал он и взмахнул рукой. — Гэрик, наведи в лагере порядок.
Когда они с капитаном остались вдвоем, Карамон повернулся к капитану. В ответ на его вопросительный взгляд офицер произнес только одно короткое слово:
— Маг…
Достигнув палатки Рейстлина, Карамон увидел вокруг нее кольцо вооруженных стражников. Сердце его упало. Охрана с трудом сдерживала любопытных. Стоило Карамону приблизиться, как сразу же раздались восклицания: «Предводитель здесь!
Он сумеет с этим разобраться!» Многие одобрительно кивали головами, некоторые вздыхали с облегчением, а иные почему-то аплодировали.
Благодаря капитану, шедшему впереди и прокладывавшему дорогу при помощи своих локтей и отборной ругани, толпа расступилась, давая Карамону пройти.
Стражники тоже пропустили гиганта, а затем снова сомкнули ряды. Люди продолжали напирать, стараясь заглянуть за двойное кольцо вооруженных солдат и хоть что-нибудь увидеть. Капитан так и не сказал Карамону, что же именно произошло в лагере в его отсутствие, и тот готов был к чему угодно, начиная с дракона, восседающего на крыше палатки Рейстлина, и кончая стеной зеленого пламени вокруг нее.
Вместо всего этого Карамон увидел лишь воина, стоявшего на часах у самого входа, да госпожу Крисанию, расхаживавшую из стороны в сторону в сильнейшем беспокойстве. Лицо воина показалось Карамону знакомым.
— Кузен Гэрика? — спросил он несколько неуверенно. — Микаэл, не так ли?
— Да, предводитель, — откликнулся рыцарь.
Выпрямившись, он попытался салютовать Карамону по всей форме, но у него это плохо получилось. Лицо Микаэля было осунувшимся, бледным, а глаза покраснели. Казалось, молодой рыцарь вот-вот упадет в обморок, и все же он продолжал сжимать свою пику и загораживать вход в палатку.
Заслышав голос Карамона, Крисания подняла голову — Хвала Паладайну! — воскликнула она.
Карамон бросил взгляд на ее ввалившиеся серые глаза и вздрогнул, несмотря на то что утреннее солнце пригревало совсем по-летнему.
— Уберите людей! — приказал Карамон капитану, и тот принялся командовать своими людьми. Стражники нашали теснить толпу. Постепенно собравшийся у палатки народ стал расходиться, недовольно ворча. Впрочем, большинство полагало, что ничего интересного они здесь все равно не увидят.
— Выслушай меня, Карамон. — Крисания схватила гаранта за руку. — Этот рыцарь…
Но Карамон стряхнул со своей руки ее пальцы и, не обращая внимания на ее попытки что-то ему объяснить, попытался пройти в палатку мимо Микаэла. Рыцарь преградил исполину путь и поднял пику.
— С дороги! — приказал Карамон, неприятно удивленный.
— Прошу прощения, — твердо ответил Микаэл, хотя гигант видел, как трясутся его губы. — Фистандантилус приказал мне не пропускать никого.
— Вот видишь! — воскликнула Крисания, когда Карамон отступил на шаг, гневно глядя на Микаэла. — Я хотела сказать, но ты меня не слушал! Я всю ночь пыталась войти к нему, я знаю, там внутри случилось что-то ужасное. Но Рейстлин заставил этого юношу поклясться Кодексом и какими-то весами, что ли…
— Мерой, — машинально поправил Карамон, качая головой и думая о Стурме. — Кодексом и Мерой. Этой клятвы ни один рыцарь не нарушит, даже если ему будет грозить смерть.
— Но это же безумие! — вскричала Крисания, и ее голос сорвался.
В смятении она закрыла лицо руками. Карамон нерешительно обнял ее, но Крисания лишь благодарно прижалась нему.
— О Карамон, я так испугалась! — проговорила она. — Это было ужасно. Я проснулась среди ночи — мне показалось, что он зовет меня. Я побежала сюда и увидела, как в палатке вспыхивает огонь, и услышала голос Рейстлина. Он выкрикивал какие-то непонятные слова. Потом Рейст стал звать тебя… А затем я услышала, как он в отчаянии стонет. Я хотела войти, но…
Крисания слабо взмахнула рукой в сторону Микаэла.
— Потом его голос стал стихать. Это было ужасно, жутко! Как будто какая-то сила уносит его прочь!..
— А что было потом?
Крисания некоторое время молчала, потом неуверенно сказала:
— Он… говорил что-то еще. Огонь погас, и раздался громкий треск, словно гром ударил. А потом все затихло, только… только это была очень страшная тишина. Жрица зажмурилась и вздрогнула.
— Что он сказал? — настойчиво переспросил Карамон. — Ты разобрала?
— Мне показалось… я еле слышала его, но мне показалось, он сказал что-то похожее на «бубу» или «бупу». Крисания растерянно подняла на Карамона глаза.
— Бупу! — удивленно вскричал Карамон. Ты уверена?
Крисания кивнула.
— Почти.
— Но почему он звал именно ее, эту маленькую девчонку из племени овражных гномов? — требовательно спросил Карамон.
— Понятия не имею. — Крисания устало вздохнула, отбрасывая ладонью упавшие на глаза волосы. — Я тоже об этом думала. Разве что… Это не Бупу рассказывала Пар-Салиану о том, как добр был с нею Рейстлин когда-то?
Карамон тряхнул головой. Об овражных гномах можно будет подумать потом. На данный момент его гораздо больше занимала совсем другая проблема. Он посмотрел на Микаэла и опять вспомнил Стурма. Сколько раз в своей жизни он видел подобное выражение на лице Соламнийского Рыцаря? Эта клятва, клятва Кодексом и Мерой…
Будь проклят этот Рейстлин!
Микаэл будет стоять здесь, пока не упадет от усталости, а очнувшись и увидев, что не сдержал слова, — убьет себя. Должен быть какой-то способ обойти клятву — или обойти Микаэла.
Карамон посмотрел на Крисанию. Она могла бы воспользоваться своими способностями жрицы и заколдовать воина.
Но об этом нечего и мечтать. Да после этого ее сожгут живьем, и даже он ничего не сможет поделать. Будь проклят Рейстлин, все жрецы и жрицы! А также и все Соламнийские Рыцари с их дурацкими Кодексом и Мерой!
Испустив протяжный вздох, он подошел к Микаэлу. Воин с угрозой приподнял свою гожу, но Карамон показал ему пустые ладони.
Затем гигант неуверенно прокашлялся. Он знал, что хочет сказать, но не представлял, с чего ему следует начать. В голову вновь и вновь лезли воспоминания о Стурме, и Карамон будто наяву увидел лицо старого друга.
Впрочем, сейчас оно встало перед его глазами не таким, каким было при жизни, скрытое под благородной, но суровой и холодной маской. Карамон понял, что в память ему врезалось лицо мертвого рыцаря, с которого перенесенные страдания стерли выражение непомерной гордости и упрямства. В темных неподвижных глазах еще горел отсвет теплоты и понимания, и Карамону показалось, что Стурм печально улыбается ему.
