Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — бургграф
Сердце колотится, адреналин распирает, как глубоководную рыбу у поверхности моря, я старался выглядеть глупо и беспечно, стражи только скользнули по мне взглядами, и телега прошла под сводами городских врат.
Старый рыцарский замок, ныне склад, высится среди домов богатых горожан, как боевой слон среди стада коров. А высотная каменная башенка, похожая на фабричную трубу, напоминает вздернутый кверху в победном кличе хобот.
Когда-то с этой башни высматривали приближение врага, но город разросся так, что теперь можно наблюдать только за прохожими на улицах.
Я запрокинул голову, впервые за последнее время там появились люди. И, перегибаясь через каменный парапет, всматриваются очень внимательно.
Городские врата, понятно, блокированы, а то, что мне удалось пробраться в город, ничего не говорит: тщательно проверяют как раз тех, кто пытается выбраться. Еще тщательнее проверяются все суда, а у самого входа в бухту под парусами курсирует военный корабль, принадлежащий городскому совету. Понятно, если какое судно вздумает сейчас выйти из порта, его проверят так, что и мышь не спрячется. А скорее всего, вообще не выпустят под каким-нибудь предлогом, власть городского совета распространяется на все земли и воды, принадлежащие городу.
По городу разъезжает конная милиция, я видел, как останавливали прохожих, что скрывают лица под низко опущенными капюшонами.
Мышцы превратились в мокрые тряпки, колени подгибаются, хочу есть, и вообще что я за дурак: нужно было всего лишь недельку-другую пожить в гостинице, а там на корабль и — через океан! Но я дурак, иначе не назовешь, потому что если умный человек, каким я считаю себя, делает дурацкие поступки, то он всё-таки дурак, кем бы себя ни считал...
Краем глаза я уловил рядом чье-то присутствие. Ладонь упала на рукоять меча, но тут же я узнал острый мефистофелевский профиль с резко изломанной бровью, придающей выражение острой иронии и скептицизма. Я недовольно засопел, хотя втайне обрадовался: хреново одному, когда измучен, устал и прячешься, вообще до упадка духа рукой подать, а я уже долблю себя в темечко за дурость...
— Ну и как? — спросил он.
— Что? — переспросил я. Добавил задиристо: — Пока не жалуюсь.
— Разве? — переспросил он с сомнением. — Я был о вас... гм... иного мнения.
— В чем?
— Как человек разумный, вы, по-моему мнению, должны были делать разумные поступки.
Я хмыкнул:
— Человек, как сказано, имеет свободу воли. Значит, он имеет право и на дурость. Чем, понятно, пользуется ого-го как. А вы хотите, чтобы поступал только по уму?
— Да, — ответил он просто. — Теперь скажите, кто из нас на стороне Хаоса: я или Он?
Я в затруднении пожал плечами. Конечно, если по логике, то, понятно, Сатана не только усиленно двигает цивилизацию, но и насаждает везде образцовый порядок. Конечно, могу возразить, что самый образцовый порядок был в Германии, когда там по струночке строили бараки в Освенциме, не то что в пьяной России, тупейшей Америке, болтливой Италии или юбочной Франции, где порядка никогда не было. Но если начну выстраивать такие доводы, то стану похожим на штампованного демократа. Это они по каждому поводу заученно твердят насчет фашизма и антисемитизма, а я, слава Богу, не демократ, не демократ, у меня с головой всё в порядке, шпаргалками из-за бугра не пользуюсь, а доводы нахожу свои... если нахожу, конечно.
Он с удовольствием повторил, видя мое затруднение:
— Так кто из нас на стороне правильности?
Я замялся, развел руками, слова не идут в ответ на прямо поставленный вопрос. Взгляд упал на женщину с большой корзиной ягод, явно прямо из леса, лицо счастливое, губы и даже щеки перемазаны красным соком.
— Разве не правильнее, — сказал я медленно, — было бы отнять у нее ягоды? Ведь я сильнее. Отнять ягоды, сожрать, а женщину еще и помять, потискать, задрать юбку. Изнасиловать, если так уж восхочется.
Он молчал, смотрел с интересом. Женщина прошла мимо нас, коротко поклонившись, бросила испуганный взгляд на темную фигуру Сатаны, мне робко улыбнулась.
Я проводил ее взглядом.
— Но вот что-то во мне сопротивляется, — продолжал я. — Что — не знаю. Да, по уму я должен и сейчас догнать ее, повалить, задрать юбку...
Он хмыкнул:
— А ведь многие на вашем месте именно так и делают! И получают, так сказать, всё удовольствие. И от ягод, и от женщины.
— Знаю, — ответил я невесело. — Получают. А потом еще и смеются над такими лохами, как я. Мол, упустили, а ведь само в руки плыло!
— Всё верно, — согласился он. — Разве не так?
— Верно, — согласился и я. — Но что за голос подсказывает изнутри, что так поступать нельзя?
— Почему нельзя? — спросил Сатана с интересом.
— Просто нельзя, — ответил я, прислушиваясь к себе. — Просто нельзя. Как нельзя, скажем, читать чужие письма.
Он вскинул резко изломанные брови:
— Почему нельзя? Наоборот, читать чужие письма весьма интересно, познавательно. Добавочная информация, расширение кругозора, а также возможность получить некоторое преимущество... даже власть над тем, чьи письма вы прочли! Вообще-то те люди, у которых внутренние голоса молчат, как раз и создают королевства, свергают династии, утверждают свои, правят миром, завоевывают соседей...
Он смотрел с благожелательным интересом, как вывернусь на этот раз, ведь довод неотразим, я сам понимаю, что именно так и происходит, в моем «срединном» та же ситуация, пока честные да совестливые сопели в тряпочку, бесчестные уже всё нахапали и стали королями. В смысле, олигархами.
— Да, — сказал я, — повергают, создают, правят миром... Но всё же, всё же...
— Что?
— Мне кажется, — проговорил я с трудом, стараясь уловить порхающую над головой мысль, — если бы не эти люди, что с внутренними голосами, то все эти короли всё еще дрались бы каменными топорами. И не за королевства, а за более защищенные от ветра и снега пещеры.
Он насторожился, затем взглянул с великим интересом:
— Ого, вы знаете о каменных топорах?
— А вы не знаете? — спросил я.
— Я-то знаю, — протянул он, лицо его дернулось, застыло, как при очень тягостном воспоминании, — это была очень долгая эпоха... Но закончилась так давно, что уже и я почти забыл о ней. Как и о других, что вместе со мной восстали... И были низвергнуты. А все люди на земле, даже самые ученые, уверены, что мир всегда был таким... Знаете, дорогой сэр Ричард, я всё больше хочу заполучить вас в свою команду. Я жду не дождусь, когда же вы ступите на палубу корабля!
Я спросил с невольным вызовом:
— Полагаете, что-то изменится?
Его глаза смеялись, губы раздвинулись в широчайшей улыбке.
— Вы такое... такое увидите на той стороне океана!
