Антон Медведев - Орден Люцифера
ты сделал. За себя, за Ольгу. Просто не знал, как это сделать. Ты ведь бессмертный, верно? Убью тебя — ты просто займешь другое тело. Пробовал уже, знаю. Я не мог одолеть тебя. И тогда я нашел того, кто пообещал мне в этом помочь. Человека или даже не человека — не знаю точно, кто он. Его зовут Джар — слышал о таком?
Мастер нахмурился. Илья продолжил:
— Слышал — по глазам вижу. Джар обещал поймать твою душу, как только ты умрешь. Он может это сделать, поверь... — Илья поморщился от боли в ногах. — И сделает. Мне оставалось одно: придумать, как тебя убить. А желательно не только тебя, но и весь ваш змеиный клубок разом. Я стал думать, как это можно сделать, — и придумал.
— В самом деле? — недоверчиво усмехнулся Виктор. — Мне кажется, ты просто пытаешься этими байками отсрочить свою смерть. Только это бесполезно, Илюша. Через минуту ты умрешь, и ничто в целом мире не сможет тебя спасти.
— Я действительно умру, — согласился Илья. — Даже раньше, чем через минуту. Но ты умрешь вместе со мной. И не только ты, но и все собравшиеся в этой комнате, — он обвел взглядом притихших членов ордена. — Знаешь, почему? — Илья вновь посмотрел Виктору в глаза. — Потому что саркофаг под завязку набит взрывчаткой. Два мешка аммонала и пара тротиловых шашек — хватит на всех. Детонатор соединен с сотовым телефоном.
— Это ложь, — спокойно произнес Виктор. — Ты никак не мог этого сделать.
— Он действительно не мог, — вмешалась в разговор Натали. — Это сделала я — за моего ребенка... — Она вынула из кубка сотовый телефон и налгала кнопку вызова. — Гори в аду!
— Вот сучка... — процедил Мастер за мгновение до того, как вырвавшееся из лопнувшего саркофага пламя поглотило все вокруг...
* * *
На берегу лесного озера, удобно устроившись на стволе поваленного дерева, сидели два человека. Один из них был седобородый старик, другой — усатый мужчина лет сорока пяти. Они спокойно беседовали, вглядываясь в поверхность озера.
— И они ничего не вспомнят? — спросил усатый.
— Нет, — покачал головой старик. — Иногда забвение — единственный способ вынести боль. Когда-нибудь память вернется к ним, но не в этой жизни.
— Но ведь это не жизнь, а всего лишь иллюзия?
— Иллюзия? А ты уверен, что твоя нынешняя жизнь действительно реальна? Что она не такая же иллюзия, как их жизнь? — Он кивком указал на озеро.
На его поверхности, как на экране, была видна какая-то картина. Если приглядеться, можно было различить парк, аллею и не спеша идущих по ней мужчину и женщину. Мужчина держал на поводке большого черного пса.
— Джар, это несерьезно. Я понимаю, что все есть майя. Но этот мир, как и мой мир, реален. Есть даже способы проверить это.
— Способы есть, — согласился старик. — Но что, если и они всего лишь часть иллюзии? — Он внимательно смотрел на собеседника. Потом, выдержав паузу, продолжил: — Ты слишком доверяешь своим чувствам, Павел. Коснись меня. Ну, смелее!
Павел тронул его за руку.
— Ну и как? — поинтересовался тот. — Я реален? О чем тебе говорят твои чувства?
— О том, что ты существуешь. Не хочешь же ты сказать, что наша с тобой беседа — всего лишь иллюзия?
— А почему бы и нет? — пожал плечами Джар. — Иллюзии могут отличаться качеством, но от этого они не перестают быть иллюзиями. Самое глупое, что ты можешь сделать, — это принимать происходящее с тобой за чистую монету. И не только здесь, но и в твоем мире. Все суть иллюзия, Паша. Просто одни это понимают, другие — нет. И однажды ты проснешься и из этой иллюзии — точно так же, как просыпаешься из обычного сна.
— Но кто контролирует их жизнь? — Павел указал на озеро. — Кто формирует события их мира?
— Не поверишь — не знаю, — Джар усмехнулся в бороду. — Некоторые вещи просто случаются. Мое вмешательство было минимальным — я лишь определил общие параметры их жизни. Как сказал бы ваш классик, «они не заслужили света, они заслужили покой». У них будет долгая счастливая жизнь — эти двое ее действительно заслужили. Однажды они проснутся от нее, чтобы перейти в другую жизнь. Но это, как сказал другой классик, уже совсем другая история.
— А Виктор? Что будет с Виктором?
— Какое-то время он проведет здесь... — Джар повел рукой, поверхность озера заволокло рябью. Когда рябь разгладилась, появилось изображение человека в больничной палате. Он был весь в бинтах, ноги ниже колен отсутствовали.
— Это Виктор? — Павел вгляделся в изображение.
— Да. Он будет считать, что чудом выжил при взрыве. Но при этом потерял все свои магические способности. Последствия контузии, — Джар усмехнулся. — Поэтому он не сможет поменять искалеченное тело на новое. Добавлю, что кроме ног ему оторвало и кое-что еще. Так что вряд ли он будет пользоваться успехом у женщин.
— Но ведь он может просто покончить с собой?
— Он наверняка так и сделает. Но после этого проснется в другом сне, потеряв память о сне нынешнем. И параметры нового сна будут определяться его личными страхами. Этот человек сам, без моей помощи создаст свой маленький персональный ад. При этом он будет переходить из одного ада в другой, пока не отработает все причиненное им зло. Тогда я отпущу его.
— И не боишься, что он отомстит тебе?
— Это будет уже совсем другой человек. Думаю, что время от времени я даже буду вытаскивать его сюда и возвращать ему всю память. Мне будет интересно с ним побеседовать.
— Вряд ли он попросит у тебя прощения, — с сомнением произнес Павел.
— Если он это сделает, я буду разочарован, — ответил Джар. — Пойми, нет ничего хорошего в том, чтобы уничтожить человека, сломать его. Я и не пытаюсь это делать — наоборот, хочу помочь ему. Но путь к выздоровлению для Виктора лежит через страдания. Может быть, однажды они даже встретятся с Ильей. Обнимутся, выпьют по стопочке. Не как враги, а как старые друзья. Потому что ими они и являются на самом деле — даже если пока не сознают этого.
— Хочешь сказать, что раньше они были знакомы?
— Нет, — покачал головой Джар. — Ты ведь знаешь, что все мы участвуем в Игре. И растем, преодолевая трудности. Поэтому наши враги на этом пути на деле являются нашими благодетелями — мы растем благодаря их усилиям. Но вырасти мы можем настолько высоко, насколько низко можем пасть. Сейчас Виктор на дне пропасти. Но однажды он взлетит очень высоко. Просто всему свое время.
— Странно все это... — Павел почесал нос. — Тебе не кажется, что своими действиями ты подменяешь волю Бога? Присваиваешь себе право судить?
— Ты все говоришь очень верно. Смирение, невмешательство — все это достаточно важные вещи. Но ты ведь знаешь и о том, что смирение, если ему чересчур потакать, может вылиться в самые изощренные формы гордыни. Поэтому истинное смирение состоит не только в том, чтобы чего-то не делать, но и в том, чтобы делать то, что должно быть сделано. Вспомни: ты сам дал Илье новое тело. Потому что так было нужно, ты поступил совершенно правильно. И сейчас, поместив Виктора в иллюзорный мир, я тоже делаю лишь то, что необходимо сделать. Я не наказываю его — наоборот, помогаю ему выжить.
— Хорошо, а что получилось с Ильей? Ты ведь запретил ему убивать Виктора. А он убил его, и ты с этим согласился. Хочешь сказать, что с твоей стороны это тоже смирение?
— Есть разница, Павел: просто убить человека или умереть самому и забрать его с собой. Илья дал ему то же самое, что и себе, — не больше и не меньше. Я это оценил.
— А что будет с Натали?
— С той девушкой, что ему помогла? — Джар повел рукой, озеро снова заволокло рябью. Когда рябь разошлась, Павел увидел высокую стройную женщину, державшую за руку ребенка лет пяти. Рядом стоял мужчина лет сорока, они с женщиной о чем-то разговаривали.
— Это она...
— Да. С ней ее муж и их ребенок. В той реальности у нее все хорошо.
— Но ведь это неправда? — нахмурился Павел.
— Взгляни на них — они счастливы. Человек, который находится рядом с ней, вполне реален. Они любят друг друга уже многие жизни, но вспоминают об этом лишь тогда, когда умирают. Я помог им встретиться, дал им возможность быть вместе. И жизнь их реальна настолько, насколько это вообще может
быть. Да, в свое время Натали совершила ошибку, но сполна расплатилась за это. Долги закрыты — теперь у нее новая жизнь с человеком, которого она любит. А когда она умрет, то вспомнит и прошлую жизнь, и эту. Но горечь от прежних ошибок уже не будет столь велика — потому что была и другая жизнь, хорошая. Потому что с ней тот, кого она любит. И любовь эта поистине вечна. У Ильи и Ольги то же самое...
