Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике
Я поглядел на Куродо:
– Где же ты с ним подружился?
– О, – засмеялся он, – это целая история.
Я не слушал. Мы свернули в узенький туннельчик с осклизлыми жаркими, будто дышащими стенами.
Нам пришлось продвигаться боком, аккуратно, осторожно – и я особо не прислушивался к тому, что бубнит за моей спиной Куродо.
– …Ах ты ешь твою двадцать! Я ему кричу – линяй!.. Линяй скорее – покуда не накрыло, а он…
Я вспоминал ту планету, вздрогнувшую принцессу, растаращенного, застывшего в истоме наслаждения дракона.
– …И я его выволок… ну – чуть жив… Его и в "псы" не спишешь, так размололо, кое-как починили, кровушки доплеснули, косточек добавили, кожицы долепили… Джек – направо, направо.
Я втиснулся в совсем узкий проем. Я чуть не задохнулся от смрада. Узенький туннельчик едва освещался тусклыми лампочками.
– Куродо, – спросил я, – а мы правильно идем?
– Судя по вони, правильно, а что?
– Как бы нам не задохнуться здесь – вот что! – заметил я. – Я все-таки жить хочу, чтоб мыслить и страдать.
– Похвально, – одобрил Куродо.
– Так я и интересуюсь, не задохнемся?
– Можем, можем, – невозмутимо подтвердил Куродо, – мне вон начальник рассказывал, тот самый… Чуть ли не один задохнувшийся в квартал – оби-за-тель-но…
– Приятные перспективы, – я продвигался бочком-бочком, спешил, ибо видел в конце узенького тоннеля сияние, острое и яркое, как укол иглы, как свет звезды.
– А какие у нас вообще перспективы? – грустно заметил Куродо. – Все равно погибать в заднице дракона, так не все ли равно, в чьей?
Мы выбрались на площадку к самому болоту.
– А? – горделиво спросил Куродо. – Как я на местности ориентируюсь?
Я развел руками, мол, что и говорить – блеск!
Мы шли вдоль болота и помалкивали.
Потом Куродо потянул меня за рукав. Я остановился. Я увидел довольно широкий туннель. Он вел к дыре неба. Я не сразу узнал дракона для рыцаря.
– Взлететь захотел, – усмехнулся Куродо.
Запрокинув голову, вытянувшись, насколько это возможно от кончика хвоста до ноздрей, зеленая отвратительная слоновья туша, казалось, стремилась стать струной, звенящей от напряжения.
Дракон для рыцаря глядел туда, где острой иглой, тонкой звездой сиял день. Мне стало жалко дракона. На миг! Не более…
Мы остановились. Мы ждали. Мы прислонились к чистой выскобленной стенке. Она была теплой, словно спина живого существа.
– Мы так и будем стоять? – спросил Куродо. – Может, уйдем?
Я помотал головой.
Куродо зевнул:
– Елки-палки, чего ради я согласился? Джек, не дури…Ты что, сторожем здесь устроишься?
Я промолчал.
– Да ты пойми, – не унимался Куродо, – даже если она и ходит сюда…
Он осекся, но мне было плевать на его болтовню, и он продолжил:
– Даже если она и ходит сюда, то что же – сразу после такого скандала…
Куродо замолчал.
Куродо взял меня за рукав.
– Джекки, – шепнул он, – без глупостей. Пошли отсюда.
– Куродо, – сказал я довольно громко, – уходи. Я останусь.
…Кэт шла к дракону. Она шла от троллейбусной остановки – и потому не видела нас.
Куродо подумал и крикнул:
– Кэт! – он замахал руками. – Кэт!
Она остановилась. Она смотрела на него.
– Эгей, – заорал Куродо, – а мы тут с Джеком! Гу-ля-ем!
Дракон для рыцаря тоже нас услышал. Понимал ли он человечью речь? Не знаю. Не знаю, не думаю…
Он повернулся сначала к нам.
Его тусклые выпуклые глаза смотрели на Куродо…
Меня он не замечал, не видел.
Кэт стояла как вкопанная, или скорее как приговоренная.
И дракон всем своим гигантским телом стал поворачиваться к ней.
Куродо вцепился мне в плечо.
– Джекки, – выкрикнул он, – не пялься! Твоего здесь нету! Нету!.. Вали назад. Ее лечить надо, а не наказывать.
– Ее-то да… – выговорил я одними губами, как завороженный глядя на то, что уже видел когда-то в кинозале, а после на другой планете…
– Джекки, – Куродо тянул меня прочь, – ты сдурел, а с него-то какой спрос? Сдай назад – за убийство тренажера знаешь что полагается? Ведь знаешь7
Я бы, наверное, отвалил, послушался Куродо, если бы не вопль Кэт.
Она орала на своем диалекте, но я-то ее понял.
– Что! – она билась в конвульсиях, выгибалась, и ее ликующие хрипы врывались в ругань, оскорбления, она ненавидела, – съел? А ты что, не дракон? У, уродина… Ты погляди на себя в зеркало: одноглазый, зеленый, гадкий… как тебя люди терпят?..Ты – такой же, как он, как он…
Она задыхалась не то от ненависти, не то от стыда, не то от наслаждения и тыкала пальцем в дергающегося дракона.
– Только он, оон… нежнее тебя… Он моог бы разорвать, убить… оо… меня… Гляди, гляди, как он не…же..ээн…
Куродо не ожидал, что я ударю его. Он не думал, что для того, чтобы освободиться, я применю такой прием.
Впрочем, я положил его аккуратно.
– У тты… екарны-боба, – выстонал Куродо, лежа на полу, – сходил на тренировочкууу…
Он выматерился. Я пошел к дракону. Я знал, как я его убью. Голыми руками… Без кожи… одним мясом ладоней…
От удовольствия он поводил головой совсем близко от земли… Он даже прижмуривал глаза от удовольствия.
И я сжал его горло.
Кэт взвизгнула и отползла в сторону.
Глаза дракона широко и изумленно распахнулись.
Кажется, не успев понять, что его убивают, он уже примирился с этим.
После Куродо объяснял:
– Тебе, Джекки, повезло. Если бы тебя дракоша напоследок хвостиком не оглоушил – скандалу бы не обобраться… А так – вроде как наказанный здесь же… На месте преступления…
Глава девятая. Семейные сложности нарастают
– Я думала, тебе приятно будет меня увидеть.
Это было первое, что я услышал, когда вернулся из липкого потного мучительного полунебытия, о котором почти невозможно сказать, сколько оно длилось? Секунду или вечность?
С женщиной могут произойти самые разные изменения, но голос ее останется прежним…
Я с трудом повернул голову.
– Жанна! – тихо сказал я и не вздрогнул только потому, что вздрагивать было слишком больно.
Гигантская жаба почти нависала над моей кроватью.
Я отвел глаза.
– Ты чего? – изумилась Жанна, наверно, притворно. – Чего потупился в смущенье? Погляди, как прежде, на меня.
Я постарался шевельнуться.
– Погуляли, ребятки, на моих поминках, – услышал я голос Жанны, и, если не глядеть, если не поворачивать голову, то все было лучше некуда: Жанна, умная и злая, прежняя Жанна никуда не исчезла, она была здесь, она говорила со мной, говорила, го… – за что новенького укоцали?
Жаба ляпнула огромный липкий язык мне на голову и потянула к себе.
Я сдержался, не закричал от боли. Я подчинился жабе. Я смотрел на нее во все глаза. Я старался совместить голос Жанны и тело жабы.
