Ханнес Бок - Черное колесо
– Эй вы, там! Слушайте… мы друзья! Понятно?
Он протянул к ним руку, но их пустые взгляды не отразили ничего.
– Мы не причиним вам вреда! Нам только нужны люди, которые вошли перед нами. Мы друзья!
Одно из согбенных существ раздвинуло распухшие губы.
– Дьюзя… – повторило оно, качая косматой головой. – Дьюзя…
Остальные подхватили. Звуки напоминали скорее шум воды на камнях, чем человеческие голоса. – Дьюзя! – Они подталкивали друг друга и хихикали. – Дьюзя!
И вдруг они набросились на нас, словно вырвавшаяся на свободу река. Мы отступали, теснясь, наши пистолеты грохотали, пули с визгом отлетали от стен и не всегда попадали туда, куда мы целились. Я сразу оглох от грома и криков; вонь так усилилась, что почти не ощущалась; огни фонариков метались, как в пьяном бреду.
Я перестал подчиняться разуму, инстинкт действовал независимо от моих движений и решений. Когда прошли мгновения безумия, я уже бежал вместе с остальными, толкая в спину бежавших передо мной, а бежавшие следом пытались отшвырнуть меня в сторону и обогнать. Я споткнулся об упавшего, сам упал, и на меня навалились другие тела. Дыхание перехватило. Я боролся, вырывался, пинал, кусал, бил в маленькие горячие лица – должно быть, детёнышей.
Как рыба проходит сквозь воду, так я прошёл сквозь клубок тел и вскочил на ноги. Меня хватали, дёргали за одежду. Будь мы голыми, обитатели пещер нас поймали бы наверняка, но разрывавшаяся одежда приводила их в недоумение.
Не знаю, долго ли мы бежали, потеряв друг друга, сталкиваясь, отбиваясь, пока наши крики не подсказали, что перед нами.
Должно быть, мы вернулись в тот коридор, где началась схватка, потому что столкнулись с изуродованным существом, лежавшим на полу; оно тут же вцепилось в нас. Человека в нём выдавали только голова и одна рука. Оно пронзительно пищало, щёлкая зубами, и мы без всякого сожаления прикончили его и в ужасе побежали дальше. Пробравшись через расщелину в большое округлое помещение, мы замерли, поражённые странным сверканием. Словно огни сотни ракет одновременно отразились в призматических зеркалах. Это было сокровище Бенсона!
Оно призывно сверкало в свете наших огней, как пленённая радуга, отчаянно вырывающаяся из цепей, как звуки горнов наступающих армий, перекованные в пламя!
Здесь были золотые монеты и слитки, словно осколки солнца, золотые цепи, подобные застывшим жёлтым молниям. Слоновая кость, необработанная и резная, осколки дневного ясного неба – сапфиры, гагат, подобный мрачной полуночи, большие рубины ярче угольев, как раскалённые яйца, из которых вылупятся солнечные пожары. Хризопразы и изумруды, зелёные, как сверкающая весна, аметисты, чистые и ясные, как глаза Пенелопы, горсти необработанных алмазов, посылающие многоцветные гелиографические шифры, опалы, тлеющие, как заключённые в них зори.
Вместе с ними лежали раковины, обломки ржавого железа и костей. Обитатели пещер поклонялись сверкающим грудам, как крысы или сороки, и приносили сюда всё, что им нравилось. Они явно боготворили их: помещение напоминало храм, а сокровища громоздились на грубом круглом камне – алтаре.
Золото и драгоценности некогда хранились в сундуке, и немаленьком. От него остались только металлические уголки и петли. Остальное исчезло. Я восхитился бесконечным стремлением Бенсона к правдоподобию. Если бы я не знал, как он хитёр, то решил бы, что сокровище действительно древнее.
Но если он пошёл на такие расходы, чтобы собрать все это, почему бы не добавить дополнительные подробности, вроде сгнившего сундука? Древний сундук раздобыть нетрудно.
Наше ошеломлённое молчание было нарушено, когда люди поняли, что нашли. Некоторые бросились вперёд, чтобы порыться в сверкающей груде. Но остальные держались позади, охраняя расщелину.
Тот, кто первым подошёл к сокровищу, неожиданно вскрикнул, отскочил и налетел на других. Он молча шевелил губами, показывая вперёд. Послышались крики. Святотатственные проклятия звучали как молитвы, – возможно, так оно и было.
Сокровище… смотрело на нас!
Смотрело… человеческими глазами!
Как охотники прячутся в джунглях, прикрываясь листвой и ветвями, так на мгновение показалось, что множество людей скорчились под грудой, глядя на нас сквозь монеты.
Мы подошли ближе. Некоторые сняли куртки и завязали рукава, сделав импровизированные мешки. Они осторожно протянули руки к глазам, подняли их. Один глаз упал, как плохо окрашенное пасхальное яйцо или мячик для гольфа, испачканный ржавчиной. Слегка подскочил и откатился, продолжая смотреть.
Человеческий глаз!
Чёрный зрачок и радужная оболочка остекленели, словно чёрная дыра, просверлённая в белом. По этому предельному контрасту я узнал его.
Это был глаз Чедвика!
Окружающие ругались, я вместе с ними. Один сказал:
– Бесполезно искать их. Это крысы! Грязные, вонючие белые крысы! Вот что они с ними сделали!
– Заберём золото! Заберём поскорее и уйдём!
Половина матросов обезумела от вида богатства, другие протрезвели от ужаса. Некоторые загребали сокровища в свои импровизированные мешки, другие продолжали смотреть на расщелину.
– Это их храм, а мы совершаем святотатство. Почему они на нас не нападают? Ждут в засаде?
– Может, им важнее что-то другое? Более земное?
– Быстрее! Нужно убираться отсюда!
Они сумели унести меньше трети груды. Прижимая добычу к себе, возвращались назад, чтобы прихватить ещё горсть. Мы вышли из помещения, держась поближе друг к другу. Проходили мимо входов в тёмные коридоры, светили в каждый из них.
Из одного отверстий донеслись писк и рычание. Кто-то направил туда луч фонарика, осветив множество белых существ, которые жались друг к другу, как змеи в гнезде в поисках тепла. Лица их были испачканы алым, они пищали и ухали, жадно рвали что-то красное, мокрое, но ещё узнаваемое. Глядя с отвращением, не веря своим глазам, ошеломлённые, мы услышали хруст костей и чмоканье.
И поняли, что для белых существ было важнее их сокровищ…
На нас они не обратили внимания. Пища для них была важнее опасности! Они не замечали наших огней, и по их реакции на звук я понял, что они слепы, как все подземные существа. Вот что приковывало их к острову!
Я подумал: давно ли они живут на острове, в глубине скал, без света, и как это объясняет их слепоту? Они боятся горячего солнца, оно обжигает их чувствительную кожу, и потому они выходят только ночью и добывают минимум, необходимый для жизни. От культуры своих предков они снова погрузились в звериное варварство!
И я подумал: не слепота ли побудила их вырвать глаза пришельцев и спрятать их среди сокровищ?
