Юрий Райн - Бестиарий спального района
Овинный дедушка – дух и покровитель овина, а также гумна. Один из овинных дедушек прославился тем, что прятал Одиссея от ослепленного Полифема. К нашему времени овинные дедушки практически вымерли.
Домовой (домовик) – дух и хранитель жилища. Нрава домовики бывают самого разного.
Жировик – подвид домовика, дух и хранитель кухни.
Харчевник (он же трактирник, он же корчмарник) – жировик, обитающий в тех или иных предприятиях общественного питания. Характера доброго, но несколько вздорного. Харчевники часто отличаются повышенной мнительностью. Размножаются партеногенезом.
Кикимора лесная – более или менее агрессивное существо женского пола, шныряющее по лесам и особенно любящее болота. Водяные обычно гоняют кикимор почем зря.
Навы, наяды, русалки – разновидности кикимор лесных.
Кикимора домашняя – хранительница кладовых. Суха, строга и неподкупна. Не следует путать с кикиморой лесной, хотя происхождение у обеих кикимор общее.
Коты – волшебные животные, по большей части разумные.
Люди – широко распространенный вид существ. Некоторые бывают разумными.
Двойник – одно и то же существо, существующее в разных вариациях одной и той же реальности. Каждая ипостась двойника уверена в своей единственности.
Обменыш – существо, рожденное в одном мире, а живущее в другом. Как правило, обменыши обладают высокоразвитой интуицией.
Автор (соавтор) – разновидность человека. Крайне мало-изучена.
Приложение 2
Царица
(рассказ Виновода о Василии, еще не вуташе, и жене его Ольге)[3]
Есть женщины в русских селеньях
Поскользнувшись на заляпанной грязью ступеньке, Ольга Ивановна едва не выпала из автобуса. Но удержалась, благополучно выбралась на тротуар и заторопилась домой. Сумки оттягивали руки, ноги болели, особенно правая, так что по-настоящему быстро идти не получалось. Но все-таки она старалась.
Да, не молодая. Не старая, конечно, – сорок два в наше время не возраст. Поизносилась, вот что…
В зеркало Ольга уже много лет заглядывала, только чтобы причесать волосы, ставшие тонкими и ломкими. Пакля, а не волосы. То ли дело в молодости – это были волосы! Тяжелая пепельно-русая грива, на которую мужики ох заглядывались, а подружки – завидовали. А к этим волосам – большие серые глаза под тонкими бровями, точеный нос, высокие скулы, неяркие, но в меру пухлые губы, твердый подбородок; а к этому лицу – осанка как у балерины, тонкая талия, сильные бедра, крепкие, красивые ноги… Русская красавица, аутентичный образец, как говорила классная руководительница Елена Григорьевна. В школе Ольгу так и называли – Царица. Фамилия, конечно, влияла – была она тогда Царькова. Но не только фамилия, нет.
Эх, где это все?..
Поскорее бы домой, да чтоб дома без шума, без скандала, без хлопот лишних. Устала. Сесть перед телевизором, посмотреть, ни о чем не думая, «Кривое зеркало», а уж потом – сготовить, Сережку накормить, ну уж и Василия, если, конечно, домой придет и если ужинать станет. Посуду перемыть, простирнуть того-сего, в квартире убраться – и все, можно спать. Мертвым сном. До полседьмого.
Да, хорошо бы успеть. Петросяна Ольга уважала. «Аншлаг» – так, не очень, Регина эта ее раздражала. А «Комеди клаб» – вообще не любила. Кривляются, ржут без причины…
А вот успеет или нет – это зависело от того, где сейчас находится Василий. Обычно он по вечерам сидит изваянием на одной из двух скамеек – либо около своего подъезда, либо около соседнего. С утра нажрется, днем проспится – и снова выходит. Как на работу. У соседей деньги клянчит. Дай, мол, полтинник, с получки отдам. Ну хоть чирик дай, отдам же с получки. Все знают, что никакой получки у Василия давно уж не бывает и не отдаст он никогда ни копейки. А некоторые все ж дают, чтоб только отвязаться. Стыдно перед людьми…
Насшибает рублей тридцать – и в ближний магазин, а там ему продавщица Люська вынесет бутылку паленой, в газету завернутую… Так и живет муженек. «На работу» ходит в гаражи. Там армяне авторемонт держат, нелегальный, наверное, вот Василий и ходит – вроде как помочь, подержать что-нибудь, больше-то ему не доверяют. А ведь раньше классный шофер был. Да и не только шофер, а вообще мужик классный. Высоченный, широкоплечий, сильный. И по характеру – самостоятельный, не боялся ни черта, прямо бесшабашный.
А потом, мало-помалу – покатился… Прав лишился, устроился слесарем в автосервис, да и оттуда выгнали. Пьяницы, сказали, не нужны, да еще на руку нечистые.
А армяне – то ли скандалов не хотят, то ли еще что – не гонят. Подержит Василий ключ какой-нибудь, посуетится, совет даст никому не нужный – ему рублей тридцать или даже пятьдесят. Вот на пол-литра и заработал. А то, глядишь, в тех же гаражах из соседей кто-нибудь нальет.
Выгнать бы его, пусть вон к матери переезжает, в Солнцево. Жить-то куда как легче станет. Да нельзя, пропадет ведь… Хоть сантехником устроился бы, в ЖЭК, что ли. Всё какая-никакая, а работа, какие-никакие, а деньги. Правда, вымогать с жильцов станет, а то и прямо воровать… А что заработает, то и пропьет…
Ничего не поделаешь. «Ладно, сдюжу, – сказала себе Ольга, – силы есть пока еще». Сережку бы только успеть поднять. Денег вот не хватает, надо все-таки гараж сдать. Машины-то уж давно нет, разбил ее Василий полтора года назад. Разбил, на запчасти продал за тысячу, которую конечно же пропил. Ольге только сто рублей дал, и на том, как говорится, спасибо.
А гараж можно, наверное, тысячи за три сдать. Ну хоть за две, все подспорье, и немалое.
Так, на скамейке у подъезда Василия не было. Значит – у соседнего. И слава богу, не будет у нее деньги выпрашивать. Успела, стало быть, на Петросяна.
Ольга вошла в подъезд, вызвала лифт, поднялась на свой тринадцатый этаж, открыла дверь в квартиру. В нос сразу ударил тяжелый запах. Так и есть, мужнина телогрейка тут, в прихожей, на полу валяется. Это как понимать? А Сережки, наоборот, нету. Ну, это как раз не загадка: с пацанами баклуши бьет, на семнадцатом этаже или, может, на восьмом. Интересно, уроки-то хоть сделал?
Ольга разделась, сунула ноги в разношенные шлепанцы, отнесла сумки на кухню и прошла в большую комнату. Василий, одетый, в грязных стоптанных ботинках, разумеется, пьяный, лежал, похрапывая, на расхристанной кровати, и было ясно, что он успел настрелять денег еще до прихода жены. Чтобы это понять, не требовалось даже видеть то, что Ольга увидела не сразу: пятисотенная бумажка, три сотенные и несколько десяток валялись на полу около кровати, очевидно выпав из кармана брюк.
