Руслан Мельников - Голем. Пленник реторты
— Это не столь важно, ваша светлость.
— То есть, как «не важно», колдун? А если Дипольда, к примеру, тайком казнят, а мы и об этом знать не будем?
Магиерский капюшон чуть качнулся.
— Сам Карл Вассершлосский, сколь бы ни был он осторожен, никогда, ни при каких обстоятельствах не умертвит своего единственного сына и наследника. И другим не позволит. И даже всемогущая имперская Инквизиция не посмеет пойти против воли кайзера.
— А если император и инквизиторы попросту лишат Дипольда возможности убивать?
— Вероятно, они попытаются поступить именно так, — согласился Лебиус. — Скорее всего, попытаются, но…
— Но?!
— Не думаю, ваша светлость, что кому-либо удастся долго удерживать Дипольда.
— Но если ему все объяснят?
— Наверняка уже объяснили. Наверняка, инквизиторы рассказали кронпринцу все, что знали сами. По крайней мере, многое из того. Только и это ничего не изменит.
— Ты уверен, колдун?
— Взгляните сюда, ваша светлость… — Вместо ответа магиер указал на крупную стеклянную реторту, стоявшую на ближайшем столе.
Массивный толстостенный сосуд отдаленно напоминал половину огромного яйца. Широкое, круглое, чуть вогнутое внутрь дно представляло собой устойчивое основание. Сверху прозрачную «скорлупу» венчало узкое горлышко в виде изогнутой спиралевидной трубки. Реторта была наполнена густой жидкостью темно-красного цвета и плотно закрыта разбухшей деревянной пробкой.
Внутри, в кровавой жиже, беспокойно барахтался маленький человечек с большой головой. Непропорционально сложенный, он походил скорее на зародыш, нежели на сформировавшегося человека, однако вел себя слишком активно для неродившегося ребенка. Всякий раз, когда существо касалось стенок сосуда, из закупоренной колбы доносился слабый скрежещущий звук. На пальцах магиерского создания можно было разглядеть маленькие, стального отсвета коготки, а на голом бугристом тельце вместо кожи топорщилась металлическая чешуя — тонкая еще и хрупкая, но способная, вероятно, со временем и при благоприятных условиях превратиться в прочную броню.
Порой к толстому стеклу прислонялось сморщенное, сильно искаженное преломленными лучами лицо. И не понять — то ли младенческое, то ли старческое. Ясно было одно: личико это взирало на внешний мир крайне враждебно. Рот беззвучно, по-рыбьи открывался и закрывался, выпуская, как слюну, струйки маленьких красных пузырьков. Глазки поблескивали злыми огоньками.
— Ну? — нахмурился Альфред. — Твой очередной гомункулус? Ты что, всюду возишь этих тварей с собой, колдун?
— Да, ваша светлость, — кивнул Лебиус. — Я продолжаю опыты с ними и уже добился определенных успехов. Но сейчас речь не о том. Я всего лишь хочу на примере гомункулуса наглядно продемонстрировать вам ситуацию, в которой очутился Дипольд Гейнский.
— Не понимаю! Какая тут может быть связь?
— Самая что ни на есть прямая. Гейнец, так же, как и это существо, с головой увяз в чужой крови. И вся его воля, все доступное ему пространство мыслей и действий тоже стиснуты стенками реторты — незримой, условной, но еще более надежной, чем та, которую вы видите перед собой. Убийства, высвобождающие силу убитых, являются такой же живительной стихией для Дипольда, как питательная кровавая жижа — для выращиваемого мною гомункулуса. Чтобы жить полно и чувствовать, что он живет, Дипольд должен непрестанно множить смерть. Ему уже не остановиться на этом пути. И его не остановить другим. Над ним свершен надлежащий ритуал, и Дипольд навеки пленен своей ретортой — невидимой, неосязаемой, однако достаточно прочной. Выбраться за ее пределы кронпринцу будет столь же сложно, как гомункулусу освободиться из этого сосуда.
Лебиус говорил горячо и убежденно. Даже, пожалуй, слишком.
— Сложно? — прищурившись, переспросил маркграф. — Или невозможно?
— Невозможно! — уверенно выдохнул магиер. — Никак! Ни при каких обстоятельствах!
— В самом деле? — Альфред усмехнулся. — А если вот так?!
Взмах меча, вырванного из ножен.
Блеск стали над столом.
Звон разбитого стекла…
Клинок оберландского маркграфа, проломивший на своем веку немало вражеских шлемов, вдребезги разнес толстостенную реторту. Густая кровь, наполнявшая сосуд, расплескалась по столешнице, тягучими потеками поползла по лежавшим рядом книгам в тяжелых кожаных переплетах. Отбитое изогнутое горлышко с плотно посаженной деревянной пробкой скатилось со стола. Звякнуло об пол у ног магиера.
— Видишь, колдун, любую реторту всегда можно разбить, — назидательно произнес Альфред. — Если ударить посильнее.
— Не любую, ваша светлость, — после некоторого замешательства все же возразил Лебиус. — Не ту, в которой заперт Дипольд. Такие реторты не разбиваются. Они попросту не способны разбиться. Их стенки укрепляет не вульгарная алхимия и даже не высшая магия, а природа и сущность пленника, заключенного внутри. Все дело в том, что он сам выступает в качестве сосоздателя… сотворца своего собственного узилища. Сторонняя же магия всего лишь придает наиболее подходящую для тех или иных целей форму и улучшает свойства уже имеющегося в наличии незримого сосуда. Делает его просторным или тесным, прямым или изогнутым, прозрачным или непроглядным. Дорабатывает, доводит, так сказать, до идеала, до вершин совершенства. Но все же магия здесь вторична.
— А первоначально, выходит, человек запирает себя сам? — недоверчиво спросил маркграф.
— Это довольно обычное явление, ваша светлость, — пожал плечами Лебиус. — Человек, если он слеп и глух, имея здоровые глаза и уши, склонен закупоривать себя в сосудах, выплавленных из алчности и похоти, власто- и честолюбия, уныния, страха и великого множества прочих ингредиентов, смешанных друг с другом в самых различных пропорциях. Вы даже не представляете, сколько людей проживают весь свой век в невидимых ретортах, созданных своими неосознанными стараниями, без какой-либо магической помощи извне. Их воззрения и суждения ограниченны. Их поступки предсказуемы. Их жизнь течет в узком русле, проложенном по простому кругу либо по сложной, но замкнутой спирали, течет, не отклоняясь от заданного направления ни на дюйм, не выбиваясь ни вправо, ни влево, ни воспаряя вверх, ни низвергаясь вниз. И взломать стенки собственной колбы им зачастую труднее, чем перевернуть мир за ее пределами. Такими людьми очень легко управлять. Их удобно использовать в своих интересах. И для этого вовсе не обязательно быть опытным магиером.
— Ты говоришь загадками, колдун, но, кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду…
